— Верно, — согласилась я, скрепя сердце, хотя чувствовала в логике Эллиса какой-то подвох.
— А Лоренс Уэст, если, конечно, последним вошел именно он, вернулся домой, в свою спальню, и спустился к завтраку вместе с отцом и домочадцами. Как утверждала служанка, Лоренс был мрачен, однако на вопрос отца, не случилось ли чего-нибудь, ответил, что все в порядке — мол, ему просто приснился дурной сон. То есть, — Эллис наставительно поднял указательный палец, — Лоренс ни словом не обмолвился о том, что видел в галерее. Даже близким.
— Значит, он не был в галерее? — попыталась я опять мыслить логически, но Эллис только отмахнулся недовольно:
— Нет, нет, мы сейчас рассматриваем другую версию. Где Лоренс — не убийца, но очевидец. Не забегайте вперед, Виржиния. Итак, предположим, что все же Икс — это Лоренс. Он видел труп, знал о пропаже картины — но никому не рассказал об этом; возможно, даже солгал отцу, если тот действительно посылал его в галерею. На допросах Лоренс также упорно твердил, что всю ночь он провел дома, в своей спальне. Внимание, вопрос: если он лжет, то почему?
— Боится, что его обвинят в убийстве? — предположила я. Эллис хмыкнул.
— И упорствует даже после того, как это убийство повесили на его отца? Скверного же вы мнения о Лоренсе Уэсте, Виржиния. Мне он не показался трусом или негодяем, способным пожертвовать собственным отцом. Конечно, эмоциям и личным впечатлениям доверять не стоит, но тут и статистика на моей стороне: человек может молчать из страха перед наказанием, однако чувство вины делает молчание невыносимым. Подставить близкого — все равно что отрубить себе руку. Это возможно, но крайне болезненно, и мало кто способен хладнокровно проделать подобное. Однако есть одно исключение… — Эллис прикрыл глаза. — Иногда человек оказывается в таком положении, что ему приходится выбирать, какую из двух рук отрубить. Вы понимаете, о чем я?
Мне стало зябко.
— Вы имеете в виду, что Лоренс мог стоять перед выбором, кем из близких пожертвовать?
— Именно, — кивнул Эллис, не открывая глаз. — Это объяснило бы его молчание. До определенного момента. Вопрос в том, кто может быть Лоренсу настолько же дорог, как собственный отец — или даже дороже.
— Мать? — без тени сомнения предположила я, но детектив только хмыкнул:
— Виржиния, как вы представляете себе миссис Уэст в роли убийцы и воровки? Я бы не стал исключать этого полностью, но вероятность крайне мала. Итак, еще варианты?
— Друг?
— Возможно, если бы у Лоренса были друзья. Но все в один голос твердят, что он вел достаточно замкнутый образ жизни, жертвовал всем ради семьи.