— Я пытался сказать тебе…
— Когда? — настойчиво спросила Мэтти. Она крутанулась на стуле, чтобы видеть Доминика.
— Вчера. Я сказал, что хочу поговорить с тобой о твоей работе. Потом стало как-то не до разговоров, и я решил, что скажу после уикенда.
Да, действительно что-то такое было, вспомнила Мэтти. А вот вспоминать, почему им стало не до разговоров, решительно было нельзя.
— Я не верю тебе, Доминик, — упрямо сказала она. — Ты просто хотел меня и предпринял некоторые шаги, чтобы добиться своего. Ты никогда не задумывался о моих чувствах, потому что тебе вообще не присуща такая черта, как чуткость. — В голосе Мэтти слышалась горечь. — На чем зиждились наши отношения? На вожделении. Страсти. Сексе. О чувствах речи не было.
— Но ты же тоже хотела именно таких отношений! Или тебе теперь удобнее забыть об этом, чтобы во всем упрекать меня?
Нет, она не забыла. Она просто совершила ошибку, отступив от первоначальных условий их сделки. Да-да, между ними существовала именно сделка, негласное соглашение. Они — двое людей, которым не нужны обязательства и глубокие чувства и которые всего-навсего удовлетворяют свой основной инстинкт. И Мэтти ошиблась, считая, что сможет выполнить условия. Ее ошибка состояла в том, что сначала Доминик понравился ей, а потом… потом она влюбилась в него. Нет, полюбила всей душой и телом.
Это открытие потрясло Мэтти. Она на миг прикрыла глаза в испуге и отчаянии, но, когда снова открыла их, в них были решимость и твердость.
— Нет смысла дальше обсуждать этот вопрос, Доминик. — Опершись ладонями о стол, Мэтти встала. — Мне не нравится то, что ты сделал. И я не могу уважать человека, который поступает подобным образом. Наши отношения, или что там было между нами, закончены. — Мэтти отвернулась и стала смотреть в окно, и Доминик мог видеть только ее прямую спину и напряженные плечи.
Мэтти спиной чувствовала колебания Доминика. Затем она услышала его шаги… Тишина… Звук закрывающейся двери…
Все было кончено.
Глория ушла. Доминик отпустил секретаршу из элементарного чувства сострадания. В последние две недели ей приходилось ходить вокруг него на цыпочках, потому что день ото дня его характер становился все невыносимее. Каждое утро, приходя на работу, она находила Доминика уже у себя в кабинете, погруженного в работу. Он едва поднимал голову, чтобы ответить на ее приветствие, его распоряжения были предельно кратки и отрывисты.
Доминику очень нравилась его секретарша, и он совершенно не хотел испытывать ее терпение. Он понимал, что ведет себя как разбуженный посреди зимы медведь, но не мог с собой справиться. Он никак не мог выбросить из головы Мэтти и их последний разговор. Она выставила его каким-то монстром, своекорыстным пройдохой, использовавшим самые нечестные приемы в своем стремлении затащить ее в постель.