Увидев эмира, один из пехлеванов, охранявших мальчишку, сильно ударил его ногой.
— Вставай, сын шакала!
— Нет! — резко сказал Алим
Пехлеваны смотрели на Хекматьяра, они не любили Алима, потому что тот был из ХАД — но Хекматьяр всем своим видом показывал, что в действия подчиненного вмешиваться не собирается.
— Уйди. И ты тоже.
Пехлеваны, ворча, повиновались.
— Где его взяли?
— Здесь. Его прислали к нам.
Алим присел на корточки.
— Ном шома чист[66]?
Избитый бача не ответил.
— Ном шома чист, бача!
Сначала Хекматьяр даже не понял, что он слышит. Какое-то гудение… почт и не неслышимой для человеческого уха частоте. Потом — он различил отдельные слова и понял, что это пацан, бача, больше некому. Он пел "Аллах Акбар", пел постоянно, повторяя это раз за разом каким-то горловым, едва слышным пением — и почему-то становилось страшно.
— Прекрати это! Хватит! Я не хочу слушать!
Алим ударил пацана ногой по голове — и тот затих.
— Что это такое? Во имя Всевышнего — что это такое?
— Давайте выйдем, эмир. Выйдем на воздух… здесь нечем дышать.
Они вышли на воздух — морозный воздух гор освежил голову, Хекматьяр расстегнул куртку, сделанную из шкуры барана мехом вниз. Эта куртка — была очень теплой.
— Кто этот бача? Почему ты думаешь, что он собирался покушаться на меня?
— Дадалла! — крикнул Алим
Дадалла, одноглазый моджахед, личный телохранитель, верный как собака, потому что Алим спас его от смерти по приговору шариатского суда, взял себе — сноровисто подбежал, поклонился в пояс.
— Слушаю, эфенди.
— Идти в мою комнату, под столом есть мешок. Принеси его мне. Мешок, завязанный — под столом. Принеси — только не вздумай уронить или дотрагиваться до того, что внутри.
— Слушаюсь эфенди…
Примерно в километре от лагеря — на горе, на горном склоне, на подстеленном шерстяном одеяле — лежал человек. Еще одно одеяло — накрывало его целиком сверху, его и его оружие.
Он лежал тут уже девятый день, хотя в это сложно было поверить, мало кто из людей мог выдержать хотя бы одну ночь на продуваемом жестоким ночным ветром горном склоне, в пакистанской Племенной зоне. Зимой здесь — пронзительно-холодный ветер и обжигающе холодное солнце, под которым можно загореть даже зимой, здесь голая, выметенная ветром земля и сухой, не тающий снег. Мало кто может выжить в этих горах — и мало кто пойдет в эти горы, ведь здесь нет ни зверя, ни птицы для охоты, ни дерева, чтобы срубить его на дрова, ни земли, чтобы бросить в нее зерно. Только горы, ветер, и жестокие люди, учащиеся убивать и умирать под гортанные выкрики "Аллах Акбар". Но он пришел сюда — потому что здесь был его враг, и ему, наконец, разрешили пойти и убить его.