— Это тебя, — сказал Габриэль, передавая ей трубку.
— Соседи?
— Даниэл Брофи.
Джейн глянула на кухонные часы. В такой поздний час? Что-то серьезное случилось, не иначе. Она взяла трубку.
— Даниэл?
— Ее не было в самолете.
— Что?
— Я только что из аэропорта. Маура не прилетела рейсом, на который у нее был билет. И не позвонила мне. Я не знаю, что… — Он помолчал, и Джейн услышала, как где-то сигналит машина.
— Где вы? — спросила она.
— Как раз въезжаю в Самнеровский тоннель. В любую минуту связь может прерваться.
— Может, заедете к нам? — предложила Джейн.
— Как? Прямо сейчас?
— Мы с Габриэлем не спим. Вот и поговорим об этом. Алло, алло!
Видимо, Даниэл въехал в тоннель — послышались гудки. Джейн положила трубку и посмотрела на мужа:
— Похоже, у нас проблема.
Через полчаса прибыл отец Даниэл Брофи. К тому времени Реджина накричалась и уснула — когда он вошел, в квартире было тихо. Джейн видела этого человека за работой в самых непростых ситуациях, на местах происшествий, где плачущие родственники искали у него утешения и защиты. Он всегда излучал спокойную уверенность, от одного его прикосновения или нескольких прочувствованных слов даже самые отчаявшиеся успокаивались. А сегодня сам Брофи выглядел потерянным. Даниэл снял черное зимнее пальто, и Джейн увидела, что сегодня он без клерикального воротника, на нем только синий свитер и оксфордская рубашка. В обычной одежде он казался более уязвимым.
— Ее не было в аэропорту, — сказал Брофи. — Я прождал почти два часа. Я знаю, что ее самолет приземлился, и весь багаж разобрали. Маура не прилетела.
— Может, вы с ней просто разминулись, — предположила Джейн. — Например, она вышла из самолета и не смогла вас найти.
— Она бы мне позвонила.
— А сами позвонить пробовали?
— Много раз. Не отвечает. Я все выходные не мог с ней связаться. После нашего с вами разговора — тоже.
А я не восприняла всерьез его тревогу, подумала Джейн, чувствуя себя виноватой.
— Сделаю-ка я кофейку, — сказала она. — Думаю, нам всем не помешает.
Они сели в гостиной. Джейн и Габриэль — на диван, Брофи — в кресло. Хотя в комнате было тепло, на щеках Брофи не появилось румянца — он был по-прежнему бледен. Руки, сжатые в кулаки, лежали у него на коленях.
— Значит, ваш последний разговор с Маурой не был особо радостным…. — начала Джейн.
— Нет. Я… мне пришлось прервать его довольно резко, — признался Брофи.
— Почему?
Он еще больше насупился.
— Кажется, речь шла о Мауре, не обо мне.
— Речь и идет о ней. Я пытаюсь понять, о чем она думала. Как вам кажется, могла она обидеться, что вы прервали разговор?