— Температура и давление остаются высокими, — сказала она, — и я вижу повышенную мозговую активность, которая часто наблюдается у человека, подвергшегося нападению. Не знаю, какие именно кошмары тебя мучают, но их интенсивность очень велика.
Тристан едва слышал ее. Мучавший его ужас отступил в закоулки сознания и затаился там, дожидаясь удобного момента, чтобы снова наброситься с приходом сна. Впрочем, даже сейчас какая-то тень — нет, две тени! — встали перед глазами, словно выплыв из тумана.
— Что он сделал с моей матерью? — Вопрос прозвучал внезапно и резко.
— Что, Трис? — Мозес повернулась к нему от дисплея. — Кто сделал что-то с твоей матерью?
Тристан сглотнул.
«Не стоило ничего спрашивать, — упрекнул он себя, — это только вызовет лишние вопросы. Вопросы о том, что лучше всего было бы забыть навсегда».
— С твоей матерью все будет в порядке, — ответила доктор, явно намереваясь успокоить его. — Сейчас она в постели, но к ней уже вернулся аппетит.
Можно ли верить этой женщине? Смеет ли он надеяться, что с его матерью все хорошо? А может, доктор просто считает его сумасшедшим?
— Сейчас меня больше всего волнует ТВОЕ самочувствие, — продолжала Мозес.
Тристан снова втянул голову в плечи и отвел глаза в сторону. Какое-то время доктор молча смотрела на него. Чувствуя ее взгляд, юноша еще больше съежился.
— Как ты себя чувствуешь? — мягко спросила женщина.
«МНЕ СТРАШНО», — подумал Тристан, но сказать этого он не мог и только покачал головой.
Мозес внимательно наблюдала за ним, а когда наконец заговорила, то уже на другую тему.
— Ребра и спина все еще болят?
Рубцы на теле еще не зажили, и каждое движение отдавалось резкой болью в грудной клетке… словно в бок вонзали нож.
НЕТ, НОЖ ВОШЕЛ СНИЗУ…
«НЕТ! НЕ НАДО!» — Тристан замотал головой, отгоняя воспоминания, и моргнул, сдерживая слезы.
Самой страшной оставалась боль в сердце.
Мозес нажала какую-то кнопку и села на откинувшееся сиденье, затем подняла руку юноши, словно намереваясь проверить его пульс.
— Тебе трудно уснуть? Мучают кошмары? — Она заглянула ему в лицо.
Тристан не ответил, даже не поднял головы. Он лишь еще крепче сжал зубы, чтобы не проронить ни слова.
Когда доктор в первый раз взяла его за руку, юноша напрягся, но не попытался вырваться — в ее жесте, в тепле ее пальцев было что-то успокаивающее, несмотря на перчатки стерильного костюма.
Только сейчас он понял, насколько суха его кожа.
Через мгновение доктор убрала руку. Затем поднялась и открыла шкафчик с медикаментами.
— Это поможет тебе расслабиться, — сказала она, возвращаясь к кровати с небольшим пакетом в руках.