— Ты никогда не наберешь вес, если будешь так есть, — сказала доктор, кивком указывая на нетронутые бисквиты и соус.
Тристан ссутулился и виновато опустил глаза.
— Мне это не нравится, — продолжила она.
Юноша, вероятно, из чувства долга, откусил краешек бисквита и с трудом проглотил. Мозес не удивилась: бисквиты были сухими, а покрывавший их серый соус, не имея ни вкуса, ни запаха, просто не мог возбудить аппетит.
— Все какое-то… искусственное, — тихо произнес Тристан.
— Ну, что ж, это лишь показатель того, что ты нормальный человек, — сказала доктор. — После «а это не больно?» наиболее частый вопрос, который задают нам пациенты, звучит так: «Что мне нужно делать, чтобы получить настоящую пищу?»
Тристан отодвинул поднос. Мозес закатила глаза.
— Я так стараюсь выжать из тебя хотя бы улыбку, а ты… Ну, ладно. Так что бы ты хотел съесть, Трис?
— Мясо, — ответил он, не поднимая глаз. — Настоящее мясо, которое жарят на костре и обгладывают до костей.
— Хм. Трудная задача, особенно если учесть, что мы на борту корабля, выполняющего боевое патрулирование. — Она покачала головой. — Впрочем, если ты согласишься немного поговорить со мной, то я посмотрю, что тут можно сделать.
Тристан вскинул голову, вероятно, заподозрив что-то неладное.
— Поговорить о чем?
— О том, что тебя больше всего беспокоит.
Он почувствовал, как свело желудок. Те несколько кусочков бисквита, которые ему все же удалось проглотить, лежали комком где-то в животе. Юноша съежился.
— Зачем, мэм?
Тристан не мог ответить прямым отказом. Перед ним была женщина, «мать». Он втянул голову в плечи и закусил нижнюю губу.
— Трис, послушай меня хотя бы минутку, — сказала Мозес. — В последнее время я много раз беседовала с твоей матерью, помогая ей в выздоровлении. Она рассказала, как ты вместе с ней оказывал помощь больным на Ганволде. Ты когда-нибудь видел по-настоящему загрязненные раны?
Он подумал о том, что видел там: располосованные лица мужчин после брачного сезона, старуху, лежащую с разрезанной до кости ногой, охотника, истерзанного быком пейму.
— Я видел много таких ран.
— И как вы с матерью лечили их? — спросила Мозес. — Привязывали какую-то траву или что-нибудь еще?
— Нет. — Трис подумал, что уж ей-то следует знать, как это делается, но не решился сказать. Только не женщине, не «матери». — Сначала мы их чистили.
— И как чувствовали себя ваши пациенты, когда вы чистили им раны?
Он вспомнил, как держал воинственных юнцов, как приходилось связывать взрослых, пока мать лечила их раны.
— Я знаю, что им было больно, — ответил юноша. — Иногда они даже дрались со мной.