— Итак, мы одни?
— Те… одни, совершенно одни.
— Я из Мерке.
— О, мы уже… знаем… осведомлены, по…
— Что — но? — угрожающе протянул сеид. Он смотрел так пронзительно, что Хаджи Акбару померещилось, будто глаза жуткого гостя горят во сто раз ярче, чем красноватый язычок пламени в горелке стоявшей на полу семилинейной лампочки.
— О нет, нет. Но… те… наше время, поистине, мы должны… те… доказательства… Нет-нет, поверьте… мы понимаем, ваша святость… те… достоинство… Помилуйте, не позволяйте гневу получить доступ в ваше достойное сердце… но… о, прошу вас, маленький… совсем крошечный кусочек бумажки… с маленькой, совсем крошечной строчечной… маленькими буквочками священного арабского алфавита. О!
Мрачный огонь все еще горел в глазах гостя, когда он небрежно и сухо сказал:
— Достопочтенный Казимбей-эфенди и мулла Салахов были посланы в Китай к японским друзьям комитетом «Иттихад ва Тарраки».
Странно вякнув, хозяин вскочил. Даже в полумраке, в котором тонула его голова у самого потолка, было заметно, что все его жирное тело дергается и трясется. Слышалось лишь кряхтение и сопение. Хаджи Акбар опять потерял дар слова.
— Они прибыли в Мерке, — продолжал сеид.
— Ради господа всемогущего, тише.
Хаджи Акбар подошел к двери и плотно притворил ее.
— Проклятые уши, — он показал пальцем на пол, — в земле уши, — ткнул в потолок — в небе уши, в стенах уши.
Но сеид продолжал медленно, членораздельно:
— Недостойных людей послал с таким важным поручением комитет. Казимбей и Салахов оказались старыми болтливыми бабами. И их взяли…
— Кто взял? — взвыл Хаджи Акбар.
— Ге… пе… у.
Раскачиваясь на месте, заикаясь, толстяк пробормотал:
— Увы… те… те… А комитет знает?
— Нет… ты скажешь комитету… Ну-с, а теперь поговорим о деле.
— О к-к-каком деле?
— Садись!
Ошеломленный, убитый известием, Прыщавый мешком плюхнулся на палас. В сумраке комнаты он казался теперь кучей тряпья, из которой доносились всхлипывания и охания.
— Несчастье! Несчастье!
— Довольно ныть, — все так же холодно и властно проговорил сеид. — Только пустоголовые из комитета иттихадистов, вроде Турсуна Ходжаева, могли вообразить, что японцы смогут сейчас заинтересоваться туркестанскими делами и станут помогать. Япония далеко. У них и на Дальнем Востоке дел хватит… А теперь, откуда у вас сведения о Фарук-ходже и всех кабадианских делах?
— Я… те… те… совершил маленький хадж… те… паломничество…
— Вы ездили в Мекку? К святым местам? — удивленно поднял сеид свои густые брови.
— Э, нет, чего мне делать в Мекке?.. У святых хранителей каабы торговые дела совсем заглохли. Нет… мы совершили паломничество в другую сторону. Мы съездили в страну неверных собак, в страну Джерман. У нас там в Берлине старые… те… знакомства, связи. Еще папаша, когда молодой был… Мы сейчас ездили… те… те… запродать залежавшийся товар… шестьдесят тысяч каракулевых шкурок, превосходных шкурок. Увы, не могли раньше продать. Революция, чтоб она провалилась, большевики, неустройство!