Словно ожидая заслуженной похвалы, он прижал обе ладони к животу и поклонился.
— Почему вы говорите так громко? — смог наконец вставить слово Энвербей, в ярости думая: «Вот настоящий кусочек осла!»
— Извините, тут и там, — назир показал на дверь в приемную, — все свои люди. Бояться нечего.
— Прекрасно, когда же вы отпустите деньги?
Лицо назира сразу же поблекло.
— Какие деньги? — спросил он деревянным тоном.
— На наши расходы, на дело…
— На какое дело? И потом надо подсчитать… э… э… посмотреть возможности… что предусмотрено сметой…
— Я не могу ждать…
— Что поделать… Финансы, друг мой, дело серьезное.
Фамильярное «друг мой» переполнило чашу терпения. Энвербей вскочил и побежал, звеня шпорами, к выходу. Уже в дверях он стряхнул руку догнавшего его назира с рукава своего золотошвейного халата и сдавленно прохрипел:
— Когда вы кончите болтать?.. Я требую денег! Он выскочил из кабинета красный, возбужденный.
Энвербей совсем не хотел, чтобы весь свет знал о его подлинных замыслах и намерениях. Джадиды же своим крикливым тоном вносили нервозность. Энвербея не устраивало, чтобы, как говорится в старинной пословице, «его медный таз упал с крыши». А эти болтуны, как будто нарочно, швыряли и швыряли огромный медный таз на камни мостовой, точно хотели грохотом и звоном оповестить весь мир о начале похода против большевиков.
Да, большевики! Энвербей не отдавал себе отчета, какую помеху в его замыслах могут представить бухарские большевики и, в частности, Центральный комитет Компартии Бухары. Он высокомерно предпочитал не замечать его. Но одно уж то, что большевики — все эти рабочие, батраки, водоносы, дехкане — смеют встать на его пути, вызывало в нем ярость. «Их нельзя ни уговорить, ни запугать, ни… купить», — говорил ему Рауф Нукрат. И это было непонятно и… страшно.
Сам Рауф Нукрат больше молчал и держался в стороне.
И только однажды после длительного обсуждения важных дел Нукрат вдруг заметил:
— Когда вы станете великим эмиром Турана, не забудьте и нас.
Несколько обрадованный признанием со стороны этого мрачного, молчаливого, но, как все говорили, сильного человека, зять халифа быстро повернулся к нему.
— Видите ли, — продолжал тихим голосом Нукрат. — Вам трудно понять, у нас в Бухаре условия несколько отличные от Стамбула, по я хотел бы просить… — он чуть замялся, — я просил бы не препятствовать одному делу…
— Я готов, — охотно согласился Энвер. — Я понимаю, что столь уважаемый человек, как вы, предпринимаете только достойные уважения дела.
Но Нукрат чуть ухмыльнулся и, нисколько не смущаясь, продолжал: