Один взгляд на его сумрачное лицо – и у меня упало сердце.
– Ваше Величество, дозволительно ли нарушить ваш покой?
Покой? Это называется покой?
Следом вошел другой кузен, Говард, смуглый, встревоженный. Его отец защитил меня от сестры Марии – может быть, Чарльз, занявший отцовское место лорда-адмирала, в свой черед спасет меня от Марии, теперь уже кузины?
– Мадам, мы пришли сказать только одно слово. Ибо написано: «Срази, или будь сражен».
Мне почудилась страшная затаившаяся тень, померещился сверкнувший за ковром кинжал убийцы, и я взвизгнула, точно заяц, которого схватила собака:
– Клянусь кровью Господней, я подпишу!
Одним махом вывела я причудливую завитушку ЕЛИЗАВЕТА R, то постанывая, то хохоча, словно обитательница бедлама.
– Ну, смотрите, подписала! Бегите, доложите Уолсингему! Он умрет на месте!
Я швырнула тяжелый пергамент на пол. Дэвисон подскочил, поднял, скрутил, запечатал и бережно обернул кроваво-красным бархатом.
– Будет исполнено, мадам.
Боже, они были как псы, взявшие кровавый след! Ладно, по крайней мере на время они уймутся, отстанут от меня. Все равно никто не сможет привести приговор в исполнение, не обсудив со мной время, место и прочие мелочи, как было с герцогом Норфолком. Теперь-то я могу немного поспать?
– Оставьте меня, черт возьми! – завопила я. – Оставьте меня в покое!
Господи Иисусе, Боже милостивый, откуда мне было знать? «На короля, – говорит в пьесе про Генриха V этот уорвикширский писака, сын строгфордского овцевода[14], он еще говорил с ужасным акцентом, хуже Рели, голосом уроженца срединных графств, плоским, как, адские равнины, – давайте наши жизни, наши души, наши долги, и наших детей, и наши грехи возложим на короля». Мы должны нести все.
Да, я должна нести этот грех. Но когда я предстану наконец перед своим Создателем, я не найду другого оправдания, кроме детского: «Она сама начала! Она первая хотела меня убить!»
Сознаюсь, подписав приговор, я повеселела.
Следующие два-три дня бледное солнце чудесно золотило гринвичские поля, и мы, Робин, Эссекс и я, чуть свет уже были в седле. Теперь я мчалась наперегонки с молодым Робом, старого мы оставили далеко позади, едва мой юный лорд бросил мне вызов и пришпорил коня. На третий день мы уже повернули назад, когда над поймой пронесся звук, который я не посмела узнать.
– Что это?
Эссекс вскинул красивую голову;
– Колокола, Ваше Величество! Но почему сейчас?
– Не спрашивайте! За мной!
Я непрерывно шпорила хрипящую кобылу.
В воротах собралась небольшая толпа, впереди, отдельно, стояли несколько человек, они молчали. Едва я бросила поводья и спрыгнула в сильные руки Эссекса, они уже приветствовали меня: Берли и Хаттон, Хансдон и Говард, Ноллис и эта развалина Уолсингем, позади всех Дэвисон. Все в черном, все с траурно-зловещими лицами.