Теперь я поняла, почему за Марией увиваются Серрей и ему подобные, почему она задирает нос и рядится по-королевски – она уже не брошенная дочь брошенной жены, а женщина, обладающая большой силой! Как она эту силу использует, даже думать не хочется.
Я в ужасе пролепетала:
– Но если Мария взойдет на престол… Ответа не последовало. Королева смотрела на меня, и мы молча думали об одном. Если Мария получит власть, она вернет католическую веру. Она уничтожит созданное реформацией, выкорчует новое учение и новые мысли, все, что нам дорого.
В углу камина подогревался на углях глиняный кувшин. Королева налила горячего глинтвейна и протянула мне.
– Это чтобы у вас щечки немного порозовели, – сказала она с невеселой улыбкой.
Я вдохнула пряный сладкий запах корицы и гвоздики и постаралась перебороть страх.
– Но ведь у нас еще может быть принц, кроме Эдуарда, мадам… если вы и король, мой отец…
Королева взглянула на меня спокойными карими глазами.
– На это нет ни малейшей надежды, Елизавета… ни малейшей.
Она говорила без тени сомнения. Я упрямо продолжала:
– Но если Эдуард унаследует трон еще ребенком… ребенок не может править…
– И потому слетаются коршуны, – печально промолвила королева, – и образуются партии. Я говорила, что секретарь Паджет забрал большую власть в совете. И не он один. В его партии сильны герцог Норфолк и его сын, молодой граф Серрей.
Серрей!
Мой лорд Серрей!
Похоже, вино разогрело мне кровь. Я прижала руку к пылающей щеке.
Королева продолжала:
– Это – старая знать, они ратуют за старое, и прежде всего, как бы ни скрывали, – за старую веру. Они мечтают свернуть короля с пути протестантизма и сжечь наших единоверцев как еретиков. С ними Мария и епископ Винчестерский, лорд Гардинер. – Лицо у королевы потемнело. – Запевалой у них другой великий лорд, сэр Томас Ризли, в прошлые годы доверенный посланник короля, а ныне лорд-канцлер.
Я помнила злобного, заносчивого Ризли со свадьбы самой мадам Екатерины, помнила и его вкрадчивого дружка, сэра Паджета. Сейчас я нарочно заговорила спокойным, ровным голосом:
– И что, им удалось переубедить короля? Королева глядела в очаг, где языки пламени жадно пожирали уголь.
– Да. Король в тех летах, когда человек начинает бояться за свою душу. Теперь он готов жечь еретиков, как некогда вешал папистов, лишь бы вымостить себе дорогу к спасению.
Коли так, немудрено, что Мария разодета в пух и прах, а я – в опале. Теперь она вторая в очереди на престол, ее сторонники набирают силу в совете, ее вера торжествующе восстает из пепла, чтобы повергнуть во прах новую, – что же удивляться, если подлому Паджету велели напомнить: я – незаконная дочь и вообще никто.