Итак.
Сработало.
И вот, пока мы расхаживали по прихожей Уайтхолла, вбежал другой запыхавшийся гонец:
Милорд поднял восстание, весь Лондон идет за ним. Сити вооружается против королевы!»
Я коротко рассмеялась в бледные лица окруживших меня придворных:
– Мужайтесь, милорды! Пусть восстает – за ним не пойдут! Против меня – нет!
Самый воздух прошелестел общей молитвой:
Дай Бог, чтобы она оказалась права!»
Однако, подобно Кассандре, которую отвергнутый Бог наказал даром прозрения, я не радовалась своему предвидению. Ведь, если я права, мой лорд бросается в пучину заблуждений столь глубокую, что самому Богу его не вызволить.
Каждую минуту поступали новые вести.
– Милорд вышел на улицу, за ним бежит его сброд!
Я должна была убедиться.
– Как он выглядит?
– Дико, мадам, словно сбежал из бедлама.
Думаю, так оно и было, им владело исступление. В последующие годы будут писать о восстании» моего лорда, о его мятеже», однако в действительности это больше походило на парад шутов или умалишенных – он, словно оглашенный, бегал по Сити, сопровождаемый своим разношерстным воинством, и вопил: За королеву! За королеву! Ко мне, добрые люди! Меня хотят убить!
Ради Бога, ко мне!»
Безумие, безумие, он был одержим семью бесами, его пожирал его собственный нечистый дух.
– И впрямь все нечистые духи взялись ему помогать! – мрачно заметил Бакхерст, когда подоспели новые вести: сэр Кит Блант велел своим людям убивать всякого, кто станет на их пути, свирепая Пенелопа раскатывает по городу в экипаже, убеждает первых встречных поддержать брата.
– Впрочем, один лорд, едва она затащила его в карету, выпрыгнул в другую дверцу. Он поспешил сюда засвидетельствовать свою верность. Ваше Величество хочет с ним поговорить?
– Позже, позже, успеется…
Пенелопа. Без сомнения, она уже видит себя королевой рядом с братом в этом новом королевстве-без-королевы. Однако она, как и он, мочится желчью против ветра.
– Новости, мадам, о войске милорда Эссекса: общим счетом меньше двух сотен.
– Они направляются к собору Святого Павла с целью поднять народ после службы…
– Но они опоздали, прихожане разошлись по домам, нигде ни души…
– И на каждой улице, где они ищут поддержки, к ним поворачиваются спиной…
О, Господи, я видела все так ясно, словно сама присутствовала! Он, перед которым открывались все сердца, все двери, бегает, словно грешник в аду, под дьявольский стук хлопающих дверей и ставен, а женщины, которые целовали его стремя и забрасывали его путь розами, прячут детей, словно у него рога и раздвоенные копыта.
Наконец он подбежал к дому лондонского шерифа, потребовал ополченцев из Сити и свежую рубашку, потому что сильно вспотел (а день был февральский, морозный).