— Давненько я у тебя не был, Васек! Ну, как вы тут маетесь? Все ли здоровы? Что это с твоим лицом? Приболел?
— Да ладно, Петрович! Небось слыхал, что приключилось? Всей улицей на меня мужики навалились. Избили ни за что. А ведь его бабка нам с Катюхой всю душу изгадила.
Петрович молча слушал, в чем провинилась мать Андрея, за что Васька наказал ее:
— Сволочь старая! — кипел мужик.
— Да охолонь же, Васек!
— Она на меня вею улицу натравила!
— Послушай, Васек, не она виновата! Да и что ты утворил бы с любым, если б похоронщиков в дом прислали? И не к кому-нибудь, а к матери?
Небось ноги ему вырвал, а сучки вставил бы и сказал, что таким на свет выполз! Бабы, какую ни возьми, только горлом сильны. А задень всерьез, сама немощь. Негоже тебе с бабкой воевать. Да еще с этой. Ей одной за сотню мужиков бедовать довелось. Иль забыл? Ить Колымы хлебнула за кляузу. И тож — в соседях был. Чуть не померла. Вот мы нынче и бережем друг дружку, чтоб такой же не объявился. Хотя времена поменялись, пакостники не поизвелись. Нынче Андрюху, завтра другого достанут.
— Переживший свое бережет соседа. А эта хлябало отворила на всю улицу. Иль я своему Игорю худа желал? Хотел в люди вывести, в мужики! Он же, мало того, что заморышем родился непонятно в кого, еще и грамоту ему подай! А она кормит? Кому сдалась она? Я ж не вечный! Он же самого себя не прокормит во врачах!
— Но ить кормится как-то! И у тебя не просит! Уж не первый год учится. А клизмы с голоду не роняет. Он уже на практике — в больнице работает. Зря ты на Игоря серчаешь. Серьезный человек с него получится.
— Только то и делов — клизмы ставить! Для того стоит мозги шесть лет сушить? А с зарплаты хлеба всыто не поест.
— Нынче врачам добавили в получку! Сам про то слыхал. И дальше обещают. Твоего тоже не обойдут. Да и не указ мы нынче детям нашим. Твой с детства врачом был. Помнишь, как он пацаном моей Жучке помогал разродиться? — рассмеялся Петрович, и Ваське поневоле вспомнилось.
Был День Победы. Его тогда отмечали всей улицей. Общий стол накрыли. А тут собаке Петровича приспичило щениться. Уже все тряпки сгребла в кучу, устроила гнездо, а щенки никак не выходят. Собака скулит, плачет, но люди не видели, не замечали ее мучений. Та уже еле дышала, когда к ней подошел Игорь. Вместе со своими
сверстниками решил помочь и сделал Жучке клизму. Та из последних сил поднатужилась посреди двора. И прямо перед столом, на глазах у всех, выдала на свет всех четверых щенков. Сама себе не верила — в собственное счастье, что жива осталась. А и щенки — красавцы! Все выходились. Собака за Игорем до конца жизни тенью ходила. Помнила доброе мальчишки. Да и люди приметили. Хвалили. Стали доктором звать. Лишь Василий не соглашался. Потому, ругая сына, не забывал обозвать излюбленно: