Сам он работал на ударных и делал это потрясающе. Честное слово! Высший класс! От такого кома сала не ожидал ничего подобного.
В принципе начало меня не особенно интересовало. Мало, что ли, я повидал подобных групп — и похуже и получше «черепах»?
Я ждал, когда Эдгар будет петь для нас.
Налил рюмку бальзаму. Потекли мои суровыми лишениями накопленные денежки.
— Эдгар будет петь для нас, — сказал я.
Диана молча кивнула.
— На английском.
— Он знает английский?
— Не очень. Слова он заучивал не вникая. Но произношение правильное, без акцента, прямо как на заграничных пластинках.
Белый луч вырвал из разноцветных бликов Эдгара.
Он стоял перед микрофоном с гитарой в руках. Зеленые джинсы и белая сорочка.
Он волновался. Я это заметил сразу.
— Вид у Эдгара колоссальный, — сказал я.
— Да, — сказала Диана, — он великолепен.
— Он подошел ко мне и сказал: «Ты добрый, Иво». Может быть, завтра он даст мне по роже, так же, как дал ему я, очень, очень жаль, что так получилось, потому что многого я не понимал, а сегодня он мне сказал: «Ты добрый», — и я это никогда в жизни не забуду, что бы там ни было.
Белый луч удерживал Эдгара в своем кругу, и зазвучала мелодия.
Это было вступление.
И вот он запел.
— Можно я возьму твою руку? — спросил я. — Потому что эту песню он поет нам.
Она ничего не сказала, и я держал ее руку крепко-крепко.
Другую положил на серебряный браслет.
A time to be reaping, a time to be sowing,
The green Leaves of summer are calling me home.
It was good to be young then in the season of plenty,
When the catfish were jumping as high as the sky.
— Это песня из американского фильма «Аламо». Фильм у нас не шел, но песню я знаю.
— О чем он поет?
— Знаешь, это грустная песенка, про ожидание и встречу. Про зеленые деревья в июне, про первую любовь. И наверное, про первый поцелуй, но точно сказать не могу, потому что не знаю английский настолько хорошо.
— Почему же ты тогда решил, что это грустная песня?
— Понимаешь, там поется обо всем в прошедшем времени. Про то, что было и прошло. Похоже на вычитанное однажды в «Звайгзне» изречение Октавиана Августа. Говорят, у древних римлян был такой император. Он сказал, что ничто не вечно, кроме грусти по тому, что минуло.
— Будь всегда такой, как сейчас, — неожиданно вырвалось у нее. — Будь таким всегда.
— Это ведь невозможно, — ответил я. — Да я и не хотел бы быть таким. Если бы мне кто сказал, останься таким, каким был до того, как встретил Диану, я постепенно спятил бы с ума.
Вообще я чувствовал, что сегодня почему-то впал в жуткую сентиментальность.
A time just for planting, a time just for ploughing,