. И надо же — резко повернулся и пошел прямиком к моему шкафчику. Нервы мои сдали. Я набрал воздуху в легкие и хотел уже пнуть ногой дверку, чтобы выйти ему навстречу, я ведь не какая-нибудь мышь, с которой он мог поиграть, как кошка. Но так же неожиданно он нагнулся, поднял рубашку, кем-то в суматохе уроненную на пол, и кинул ее на скамью.
Хлопнула дверь, и наконец я остался один.
Из шкафчика я вылез скрюченный, как столетний старикашка. Потянулся и вдруг, не знаю почему, почувствовал себя так хорошо, ну так хорошо, что даже петь захотелось. Не потому, что меня не нашел Лиепинь, нет. Просто так себя чувствовал, и все.
Принялся потихоньку насвистывать и выглянул в окно посмотреть, что там интересного, чему улыбался Лиепинь. Ничего, кроме мусорных контейнеров, я там не увидел.
Через приоткрытую дверь доносился топот. Целый табун лошадей промчался мимо двери, стук копыт стихал, опять нарастал, и вновь табун, храпя, проносился мимо. Лиепинь обучал ребят дисциплине.
Прошло порядочно времени, покуда они приступили к игре в баскетбол, и я подошел к двери. Боже, что я увидел! Яко у стены приседал и вставал как заведенный. Мне было жутко смешно. Я смотрел, как Лиепинь обучал Яко уважению к девочкам до тех пор, покуда Яко не заметил меня.
— Браво!.. — негромко воскликнул я и показал, что аплодирую. — Браво!
Яко застыл стоя, молча показал мне кулак и, выразительно разевая рот, чтобы я его понял однозначно, беззвучно кинул:
— Иди…
— Сам иди! — кинул я ему в ответ, но Лиепинь, наверно, засек Яко, и… продолжил свое обучение уважению к девочкам, даже не глянув в мою сторону.
Пора было сматывать удочки. Я вылез через окно, а потом сто лет пыжился, чтобы его снова закрыть.
И я ушел.
Будь здорова, родная школа! Век бы тебя не видать! Ты мне опостылела. И твои широкие коридоры, и светлые классы. Бывайте здоровы, мудрые педагоги, знающие все на свете и не ведающие сомнений. Будь здорово, твое здание из серых панелей и с большими окнами, с газоном перед ним и дующими с Даугавы ветрами, с тысячью лиц мальчишек и девчонок, делающих тебя живой. Я, Иво, покидаю тебя.
И вдруг меня осенило, куда теперь пойти. Может, конечно, и не вдруг, может, я обдумал это еще раньше…
Как я ее разыскал, об этом умолчу. Навряд ли это интересно.
Под номером четырнадцать на улице Кляву стоял особняк. Не такой, конечно, в каких живут буржуи на киноэкранах. Нормальный одноэтажный домишко в дремучем саду. Перед окнами большие кусты сирени, а в комнатах, наверно, всегда полумрак.
Я легонько коснулся калитки, и она чуточку приоткрылась. Я толкнул посильней, и она очень тихо растворилась до конца. Так хорошо навешенная и смазанная калитка в наше время вещь удивительная. Это следует признать.