— А бывает с тобой, что, уходя из дому, ты посмотришь на этот луг и вдруг почувствуешь, что должно произойти что-то хорошее? — Она внимательно поглядела на меня.
— Я мог бы тебе наплести, что отвез акварель домой, вставил в рамку, повесил на стену, мог бы сочинить, что чувствую, когда гляжу на луг утром и что — вечером, как мечтаю о тебе, как вспоминаю запущенную дачу и ту субботу. Но скажу тебе правду: мазню эту я выбросил из окна вагона. На перегоне между Пабажи и Лиласте.
— Почему? — удивилась она. — Зачем ты это сделал?
— Просто так. Мне не нужна мазня дона Педро, хотя она и понравилась мне.
— Какого дона Педро?!
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
— Моего брата?
— Никакой он тебе не брат. Он дон Педро. И я не хочу, чтобы у тебя был брат дон Педро. Пускай он будет братом кому угодно, только не тебе.
— По-моему, ты слегка спятил.
— Может быть. Но я не хочу, чтобы твой брат был дон Педро.
— Тут уж я бессильна что-либо сделать.
Я молчал, закурил новую сигарету.
— Иво, не дури.
— А я и не дурю. Я только не желаю, чтобы твоим братом был этакий дон Педро. Да я и не верю. Дон Педро вовсе не брат тебе.
— То есть как это, Иво?
— А так, что он не может быть твоим братом. У такой, как ты, брат не может быть дон Педро. Как ты этого не понимаешь?
Рыбацкая песня оборвалась. Бренчали стаканы. Вошла дородная тетка и направилась прямиком к рыбакам. А ну-ка, кранец старый, марш домой! Очень ему было неохота уходить. Тут тепло и хорошо, и тут останутся его друзья. Давай, давай, и не прекословь, насосешься тут как пиявка. Нет, это ты пиявка, ко мне присосавшаяся. Да пускай он побудет, кричали мужики, мы его домой доведем! А ты, Мартынь, попридержи язык! Сейчас скажу твоей старухе, пускай и она придет, заберет тебя отсюда. Нет уж, решает ее муж, никуда я отсюда не пойду, отлипни от меня, пиявка. Ну, сиди, сиди! Зато дома ты у меня получишь, спалить этот притон надо дотла! Так идешь ты или нет? Никуда, никуда я не пойду! Она выбежала на улицу, оставив дверь приоткрытой.
И рыбацкая гульба зашумела дальше, потому что, пока рыбаки были вместе, они были сильны. Пускай придут сюда все эти чертовы перечницы, говорили они, мы им покажем, где раки зимуют! Этот вечер наш, а завтра — там поглядим.
Буфетчица поставила пластинку. Пока игла шипела без музыки, было слышно, как снаружи шлепают по лужам капли дождя. На пластинке была вещь Раймонда Паулса, и мужики подпевали.
— Иво, а чем тебе не понравился Юрис?
— Не все ли равно? Я знаю лишь то, что у тебя не может быть такой брат, — уныло долбил я в одну точку.