- Да пожалуйста. Я хочу сказать, что те, кто сейчас разоряет ваше кочевье, такие же халифские гвардейцы и катибы, как я - ятрибский имам.
Салман ибн Самир сурово кивнул:
- Едем. Посмотрим, сколько в твоих словах правды, о бедствие из бедствий.
Расползавшиеся среди каменистых холмов шатры быстро погружались на дно ночи - пустыня уходила во тьму, словно и не горело только что красным небо на западе. За спиной над изломанным горизонтом еще тлело розовато-желтое, но тени всадников уже растекались чернилами.
В становище орали, голосили и жгли факелы. И костры. Над кострами вились высокие, остро пахнущие мясом дымы. Ревели от смертного ужаса верблюды.
- Эти незаконнорожденные режут наш скот... - тихо пробормотал Мутазз, сжимая в кулаке плеть.
Шейх мрачно харкнул, как рыкнул, и ткнул верблюда палкой. Тот, вихляясь, зашагал вниз по склону.
...Навстречу бежала целая толпа стонущих женщин. Паруся покрывалами, они семенили, переваливаясь, словно потешные нелетучие черно-белые птицы, которых Тарегово племя часто видело во льдах крайнего юга. Правда, среди топочущих фигур не мелькало белое - на них шла стая совершенно черных пингвинов.
- О шейх! О шейх! Они выкинули всех из твоего шатра, оооо!..
Тарег скользнул вниз с крупа Мутаззовой лошади. Тот, конечно, ничего не заметил.
Говорите, исправить содеянное, миледи? Да запросто...
...Шатер Салмана ибн Самира легко было узнать - именно там орала главная толпа. Бедуины что-то выменивали, совали в руки, пихали и волокли за локти верещащих детей. Ржали, вздергивали головы лошади. Палили высокие, щедрые - чужой ведь хворост - костры.
Толстый добротный тент бился под порывами ночного ветра, тканые узоры рябили в мельтешащих отблесках пламени, свет рассекали тени. Сидевший у растянутого полотнища человек кивал высокой чалмой. Растопыренная в локтях, большеголовая тень уродливо расползалась по втягивающемуся, хлопающему под порывами занавесу.
Под ногами хрустел щебень.
Вокруг чалмоносного стояли - шестеро в хороших атласных халатах. Не в панцирях. Судя по мятым частым складкам, даже кольчуг под роскошную блесткую ткань они не поддели. Даже шлемами не озаботились - так, кожаные колпаки, обмотанные от пекущего солнца тканью. Стояли вольно, блестели зубами в улыбках, поигрывали пальцами по рукоятям сабель. Двое опирались на длинные рубящие копья. Айяры, не гвардейцы.
И знамени - нет. Ничего нет - ни вымпела-рийа. Ни обычной при катибах прислуги - столик стоял, на столике ларец. И все. Но не было ни абаки, ни обычного сундука с бумагой, ни ящичков для чернил, ни чернильниц или каламов - ничего. Ни мальчишки, присыпающего песком свитки и плавящего сургуч, ни чтеца, ни писаря. А зачем, в самом-то деле, бедуины все равно ни читать, ни считать не умеют...