Так что теперь каид Марваз со всеми вверенными его попечению лицами уже шестой день сидели в доме у Старого Кладбища и ждали персону с ее персонским сопровождением. По ночам они резались с маридами в шахматы, а днем либо дрыхли, либо шлялись по базарам и баням.
Ну или ходили по странным поручениям господина нерегиля, которому - поди ж ты! - занадобилось огромных размеров зеркало. Наверняка что-то там они с маридами во время своих ночных посиделок удумали. Но все равно - зеркало, это кому сказать...
От воспоминаний и размышлений каида Марваза отвлекли звуки, мерзостность которых сравнима была лишь с полуночным воем голодной гулы - между прочим, пока шли через Дехну, наслушались.
Отвратительная, визгливо-кошачья рулада ввинтилась в уши и рассыпалась диким грохотом медных тарелок.
- Вяяяяааааа! Иииииииии!!.. - поддержал ее другой такой же мужеженский, пронзительно модулированный вой.
И снова грохот меди, бац! бац! бац! - равномерно забили металлом по металлу, терзая громкостью уши.
- Вя-вя-вя-вя-ииииииииии!!
То ли мужик то ли баба то ли все это вместе заверещало с умопомрачающей пронзительностью, и каид Марваз понял, что в соседнем доме дают представление ханьской оперы.
Косоглазый посыльный оскалил желтые зубки на желтом лице и ткнул пальцем в гостеприимно распахнутую калитку под красным черепичным навершием. С вытянутых в морду прохожему стрех снова скалились драконы, а из прохладной сырой глубины распахнутого сада донеслась новая порция чужеземного длинного воя.
Марваз понял, что за зеркалом ему придется идти прямо в визгливое оперное логово.
- О Всевышний, умоляю тебя о защите, - пробормотал каид.
И мужественно перешагнул высокий, заросший мохом порог.
На широкой террасе, выложенной полированным тиковым деревом - да, тиковым деревом, хорошо они тут приторговались, эти ханьцы, - его подхватили под руки два явных евнуха. Оба маленькие и сморщенные, как старый лимон. И почтительно повлекли - ну понятно куда.
Бац! Бац! Бац! И россыпь десятков бубнов.
- Ииии-иии-иииии!
Бац!!!
Марваза на правах почетного гостя провели на верхний этаж, на самый раушан, в разгороженную уютную горенку с видом на сцену. Тряся двумя волосками бороды, перегнувшийся в поясе ханец подвязывал тяжеленный занавес между столбами галереи. Другой споро обтер полотенцем лаковый утлый столик и выставил малюсенький, с Марвазов кулак, чайничек и такие же, с раковинку, чашечки. Белый прозрачный фарфор почти светился в полумраке.
С опаской поглядывая себе под задницу, каид решился таки опуститься на высоченное сооружение о четырех тонких ножонках, с ажурными резными поручнями и высокой, тоже резной, спинкой. Видно, сооружение и впрямь предназначалось для сидения - ибо не развалилось и даже не зашаталось. Разве что скрипнуло, и Марваз в ужасе замер, стараясь не шевелиться.