Приметив узкое место, Тарег перепрыгнул водоток. Пыльная улочка уходила круто вверх и вправо, выворачивая за низкую ограду финиковой рощи. Между заборами густо клубилась поднятая бегущими ногами и копытами взвесь, и нерегиль не сразу заметил двоих айяров, то и дело повисающих на поводьях Гюлькара.
А коня-то зачем они сюда тащили, да еще и оседланного?
Босые, грязные, но при оружии - до блеска чищеные серебряные пластины на ножнах блестели даже сквозь пыль - горцы вертели бритыми головами и чесали густые бороды. Наконец, заметили господина и замахали руками. Гюлькар, почувствовав, что рук на узде стало меньше, изогнул шею и потянул в сторону.
- Сейид! Сейид!.. не ходи туда, не ходи дальше!
Тарег принял повод и с силой потянул упрямую точеную башку сиглави вниз. Почувствовав привычную хватку, Гюлькар раздумал брыкаться.
- В чем дело?
Коз пинками загоняли в дощатые растворенные ворота. Глаза приходилось прикрывать свободной рукой - разогнанный ветром песок порошил мелкой гадостью, лишавшей зрения.
- Плохие новости, сейид: гвардейцы из Таифа прискакали, говорят, с указом для тебя, - мрачно закивал заросшими щеками старший, Муса. - Говорят - халиф гневается, за головы сынов собаки, что ты снес, с тебя взыщут и в тюрьму снова кинут. Еще болтали ашшаритские трусы - они тебя, сейид, сами палками бить будут, приказ такой, говорят, вышел, хватать тебя и в столицу в железе волочь, а потом палкой бить! Ну тут они чуть ли не в пляс пустились, трусы, орут теперь перед масджидой этой ихней, гвардейцам чай и молоко тащат, радуются...
Стоявший рядом Ибрахим закрывался рукавом от налетавшего песчаного ветра, пощипывал узкую еще бородку и согласно кивал, то и дело оглядываясь на опустевшую улочку - не идет ли кто.
- Не ходи туда, сейид, - твердо сказал Муса, кладя ладонь на рукоять длинного кинжала. - Мы тебе коня привели, с хурджином и с бурдюком при седле, ты в Ятриб гони, или сразу в Мариб - все лучше, чем к ним в руки попасть, чтоб они тебя, трусы позорные, шнурком от этой шайтанской бумажки связали...
- Сзади. Между холмами, - спокойно сказал Ибрахим.
По тропе от старого кладбища неспешно, по двое, правили верховые в желтых кожаных кафтанах ханаттани. Числом не менее десятка. Передовой поднял руку, сквозь песчаные струи мелькнуло красное - толстый витой шнур и кругляш халифского фирмана.
- Гляди ж ты, проследили нас, - искренне удивился Муса. - На площади их не больно много было, эти, выходит, сразу за тобой, сейид, поехали...
- Муса, Ибрахим, ваш долг передо мной исполнен, - спокойно сказал Тарег и поставил ногу в стремя. - Я ухожу, вы исчезаете.