– Котенок, девочка, я умоляю тебя – будь аккуратнее! – застонал он, опускаясь снова на пол в своей неожиданной темнице, как будто Марина могла услышать его там, на улице.
Она действительно не могла услышать. Как раз в этот момент она, стараясь не смотреть на закрытый уже черным целлофаном и уложенный на носилки труп Георгия, механически называла оперативникам свою фамилию и имя.
– Кем вы приходились убитому? – услышала она вопрос и слегка напряглась.
– Я… ну…
– Понятно. Так и запишем – состояли в интимных отношениях.
– Вы это видели? – враждебно поинтересовалась Коваль и вытащила сигареты. К ней возвращалось ее обычное иронично-злое настроение, и это могло обернуться против нее же. Марина осознавала всю опасность такого поведения и такого тона в разговоре, но ничего не могла с собой поделать.
– А мне зачем видеть? – пожал плечами рыжеватый полный парень, бегло орудуя шариковой ручкой и засеивая белый лист мелкими зернышками букв. – Назовите иначе, если вас слово не устраивает, а протоколу это все равно.
– Так, Леха, поехали-ка в управу, – подошел к ним второй оперативник – пожилой, почти лысый и с красным простудным носом, которым он то и дело хлюпал, как первоклашка. – Холодно здесь. Вы, барышня, не против прокатиться? – обратился он к Марине. – Бригада еще работает, а опросить вас и там можем.
Она пожала плечами:
– Мне все равно.
– Отлично! – обрадовался простуженный оперативник. – Тогда в машинку пожалуйте.
В тот момент, когда в квартире Хохол, разбив подвернувшимся под руки молотком дверные доски, силился сбросить засов, высунувшись из проломанного проема почти по пояс, Марина села в машину и вместе с операми уехала в управление. Сумев, наконец, освободиться, Хохол сразу же рванул на улицу, добежал до гаражей, но там начавшийся снег уже тихонько заваливал следы от протекторов. В бессильной злобе Женька рухнул на колени и взвыл, словно не чувствуя, как намокают джинсы. Но нужно было что-то срочно решать, делать, а не выть посреди двора, как волк, привлекая ненужное внимание. Как был – с окровавленным после драки с Георгием лицом, в этих мокрых на коленях джинсах и разодранной до пояса рубахе – он сел в Маринину машину, успев похвалить себя за то, что догадался схватить ключи от нее со столика в коридоре, и во весь дух помчался к «Матросской тишине». К Мишке Ворону.
«Только бы помог, не отказался, – билось в его мозгу, – что угодно пообещаю, только бы помог. Если кто-то докопается, что Маринка жива – даже думать страшно… Только бы молчала там, не дерзила, а то ж ей слово поперек – и понеслась массовка… Молчи, котенок, только молчи, родная, не усугубляй!»