– Вета, это уже в прошлом, – ровным голосом сказала Коваль, поглаживая руку ведьмы. – Я поставила точку в той истории. И меньше всего хотела бы причинить вред тебе или твоему сыну. Нужно искать в другом месте, понимаешь? Я знаю, у Гришки врагов столько, что ты не в состоянии уследить за всеми. Но должен быть кто-то, кому Гришка именно сейчас серьезно встал поперек горла, понимаешь? Настолько серьезно, что человек устроил это все. И еще тебя вмешал сюда зачем-то.
Марина осторожно привлекла Ветку к себе, осторожно поглаживала по плечам и волосам, словно успокаивала и помогала настроиться на нужную волну. Виола вдруг заплакала, вцепилась в Марину и всхлипывала, как ребенок.
– Ну, что ты, малышка? – Коваль приподняла Веткину голову за подбородок. – Почему плачешь?
– Мне очень страшно… – слизывая слезы, прошептала Ветка. – Ты не представляешь это ощущение, когда пуля проходит в сантиметрах от тебя…
– Зато я знаю, что такое, когда эта пуля входит в тело.
Ветка вздрогнула и отпрянула:
– Прости…
– Ну, что ты…
Коваль встала, отошла, чуть заметно прихрамывая, к елке, тронула пальцем хрустальный колокольчик – он печально звякнул, и в его гранях заиграли отсветы цветных лампочек включенной гирлянды.
– Где твой сын? – спросила Марина.
– Должен был проснуться, – отозвалась Ветка. – Он много спит в последнее время, стал слабенький – видимо, лекарства… Чаще в больнице находится, чем здесь.
– И ты, зная это, успеваешь еще и романы крутить, – без осуждения, без злости, словно бы констатируя факты, проговорила Коваль.
Ветка вдруг ощетинилась, напряглась, вытянулась в струну:
– Не тебе судить меня!
– А я сужу разве? – спокойно отозвалась Марина, снова и снова раскачивая колокольчик и прислушиваясь к его звону.
– Судишь! Ты всегда судишь меня – что бы я ни сделала! Как будто имеешь на это право!
Марина оставила колокольчик в покое, развернулась к Ветке, сложила руки на груди и в упор уставилась ей в лицо. Ведьма пару минут тоже не отводила глаз, но потом вдруг обмякла, съежилась и закрыла лицо руками:
– Прости… я совершенно не понимаю, что говорю, мне так плохо, в голове какая-то каша…
– Я не могу понять – ты меня сюда вытащила, чтобы обвинять во всех смертных грехах? Ветка, вот видит бог – я не хотела ехать, не хотела вмешиваться – я много лет пытаюсь оборвать все корни, связывающие меня с этим городом, – заговорила Коваль с горечью. – Но ты – только ты, уже даже не Егор и его могила – постоянно меня сюда возвращаешь. За что, скажи? Почему я обречена вечно мчаться в этот город и что-то тут разгребать?