– Я тебя, Жека, не пойму. Ты хотел, чтобы Марина Викторовна была в порядке и под присмотром, а теперь спрашиваешь, зачем я сделал это. Я к ней самого лучшего приставил, того, кому доверил бы собственную жену, если бы она была, – Гена повернулся от окна и с недоумением рассматривал Хохла, которого никогда до сегодняшнего дня не видел таким подавленным и неуверенным в себе.
Даже в тот момент, когда хозяйка лежала в коме под чужим именем в больнице, а на руках у Хохла оказался маленький мальчик, который еще толком не ходил и не разговаривал, и вокруг сжималось кольцо из желающих отхватить кусок от наследства знаменитой Наковальни, – даже тогда Женька твердо стоял на ногах, знал, что делать, как вести себя, и смог провернуть такую комбинацию, что не каждому по силам. А сейчас, когда нет особой опасности, он вдруг растекся по этому дивану, держится за голову и так ощутимо страдает, что у Гены сжимается сердце от жалости.
– Жек… так, может, рванешь к ней? – предложил он, садясь рядом и чуть толкая Хохла в бок.
– Не могу. Паспорт мой она с собой увезла, а Джеком Силвой туда явиться – это ж сразу заметут в Домодедове, как в тот раз, – процедил Хохол, не отрывая рук от висков.
Это было проблемой. С легальным паспортом Женька не мог появляться на исторической родине, это Гена понимал прекрасно. А на то, чтобы сделать новый «левый» документ, нужно время. Связи, конечно, Хохол поднимет, это труда не составляет, но время, время…
– А Грегори ждет поездки на Кипр, – хмуро добавил Женька. – Я ему обещал.
Грегори, как подслушал, вдруг возник на пороге, встал в дверях, расставив ноги и сложив руки на груди. Взгляд исподлобья напомнил Гене взгляд его матери – Марина тоже так смотрела.
– Папа, я так и не понял – мы поедем или нет?
Хохол словно очнулся, потряс головой и заговорил совершенно нормальным тоном, как будто не орал недавно и не говорил потом хмурым тусклым голосом:
– Конечно. Билеты лежат, можешь вещи собирать, вылетаем послезавтра.
– А дед?
– А дед прилетит вечером в тот же день, мы как раз успеем с тобой его на машине встретить.
– А мама? – не отставал мальчик, так и не поменяв позы.
Хохол подавил вздох – не хотел, чтобы чуткий Грегори уловил в его голосе то, что не должен был.
– Мама приедет, как сможет.
– Понятно. Это значит, что мама не приедет, – констатировал Грегори совсем по-взрослому. – Я тогда тоже никуда не полечу! – заявил он и выбежал из гостиной.
Хохол только головой мотнул в сторону двери:
– Видал? И мне это за что? Я должен буду его уговаривать, что-то врать, обещать… Вот скажи – я сколько могу унижаться перед сопливым пацаном? Он же меня в последнее время ни в хрен собачий не ставит! Чуть что – «ты мне не отец» или того хуже – на английский переходит и смотрит на меня, как на идиота. Знает ведь, что я ни пса не понимаю!