— У вас тут найдётся два свободных места? — спросил дядя у молодого человека.
Тот быстро оглядел его и Катю.
— Да-да, конечно. Садитесь.
Катя уселась, по прежнему крепко держась за бутылочки с кока-колой — так, словно бы они могли её сейчас защитить и выручить из этой крайне неловкой ситуации. Она растерянно посмотрела на дядю. Всё-таки, она не ожидала от него подобного, всё-таки, это слишком нахально по отношению к ней.
А темноволосый мальчик с большими серыми глазами посмотрел сначала на дядю, потом на Катю, а потом опять на Катю, но уже более внимательно.
— Давай, Катерина, — сказал ей дядя, пододвигая тарелку с пиццей. — Не стесняйся. А то уже и молодой человек, глядя на тебя, стесняться начал.
«Молодой человек» неуверенно улыбнулся, а Катя покраснела. Ей очень хотелось сейчас перейти на другой столик, но это было невозможно.
— Да, кстати, — дядя сразу же перешёл к делу. — Это я вас, молодой человек, видел сегодня в сквере, на лавочке? Вы там что-то конструировали — кажется, трактор?
Темноволосый мальчик улыбнулся.
— Нет, не трактор. Это модель ветряного двигателя.
Дядя смотрел на него с уважением.
— Вот, Катерина, — сказал он. — Перед тобой сидит будущий Ньютон или, может быть, Циолковский. Я, вот, даже и не знаю, что такое ветряной двигатель. Полагаю, это должна быть очень тонкая работа.
Темноволосый мальчик смутился ещё больше, но тем не менее согласился с приветливым толстяком.
— Да, — сказал он. — Достаточно тонкая. Иначе он просто не будет функционировать.
А Катя вдруг рассердилась.
— «Тонкая»! «Тонкая»! — позабыв о дипломатичности, передразнила она. — Ты бы лучше шёл на батут прыгать, а то всё равно потом это, что сейчас мастеришь, в мусор выбросишь.
Мальчик поднял на неё задумчивые серые глаза. Грубость Катина его, очевидно, удивила, и он подыскивал слова, как ей ответить.
— Послушай, — негромко сказал он. — А какое тебе дело? Нравится прыгать на батуте — иди сама и прыгай. — он замолчал, отпил кофе, и, взглянув на Катино покрасневшее лицо, добавил: — я тоже люблю бегать и прыгать, но с тех пор, как в прошлом году я выбросился с парашютом из горящего самолета, прыгать мне уже нельзя.
Он вздохнул и улыбнулся.
Краска всё гуще и гуще заливала Катины щёки — так, как будто девочка лицом попала в крапиву. А дядя как нарочно молчал — он только смотрел на них — словно бы и сказать ему было нечего.
— Извини, — ответила Катя. — Это я дура… Сама не знаю, что говорю. А, давай, я тебе помогу. Мне после обеда всё равно делать будет нечего.
Теперь покраснел сероглазый мальчик.
— Почему же дура? — запинаясь, возразил он. — Зачем это? Ну, если хочешь, пойдём, я тебе покажу свой чертёж, по которому я мастерю двигатель. Меня Славой зовут… Ну или можно — Славка.