Своим временем Федор дорожил крепко. Он стремился получить новые знания, расширить общеобразовательный и политический кругозор. Он много читал, любил беседовать и дискуссировать о прочитанном с товарищами, в спорах «выяснять истину». Среди ссыльных находились зрелые и видные социал-демократы — товарищи Аладжьянц, Николай Моторин, Абрам Гольцман, Алексей Гастев, Андрей Звездов, Сольц, Марк Левитин, Андрей Клепиков, писатель Адрианов, художник Григорьев с женой Дуней, петербуржцы — Федор Другов, Владимир Шишков, Алексей Овчинников, Васса и Николай Воробьевы и другие. Особенно Федор дружил с Гастевым, Аладжьянцем, Гольцманом, Звездовым и Левитиным. Все они помогали Федору в занятиях по самообразованию. Каждую свободную минуту Федор отдавал книге. Занимался он настойчиво и упорно. Эти труды не замедлили сказаться: он встал на твердую платформу большевиков и страстно пропагандировал идеи коммунизма всюду, принадлежа к той категории ссыльных, которых называли «вечными смутьянами».
Постоянные столкновения Федора с полицией приводили к неоднократным репрессиям. Мне вспоминается случай, когда его подвергли жестокому наказанию за то, что он изобличил переодетого жандарма, явившегося для «осмотра» нашей квартиры. Федору связали руки и бросили в темный и сырой погреб, он катился по гнилым лестницам головой вниз. Так его продержали несколько дней и только после настойчивого вмешательства товарищей выпустили. После этого случая Федор тяжело заболел, но как всегда не сдавался.
Вспоминается мне организованный протест с мыльных против расстрела ленских рабочих в 1912 году. 1 мая ссыльные провели митинг. Я с грудным ребенком на руках слушала речи Федора и его товарищей. Опасаясь возможных арестов, товарищи изменили внешний вид Федора до неузнаваемости. На голове у него была надета шляпа, из-под которой выбивались длинные, почти до плеч, волосы, на носу — пенсне. Такая маскировка оказалась нелишней, так как надзиратель Морозов трижды являлся потом в нашу комнатушку, пристально всматривался в лицо Федора, но так и не узнал его.
События мировой войны 1914 года возымели огромное влияние на каждую политическую группу ссыльных. Я помню, как горячо обсуждали насущные вопросы собиравшиеся у нас в квартире товарищи. Алексей Гастев и Абрам Гольцман говорили, что после того, как пройдет патриотический угар, война всколыхнет революционные силы России.
В жизни же ссыльных революционеров мало что изменилось. У Федора были «золотые руки». Небольшая комнатушка, которую мы занимали, заполнялась домашней утварью, сделанной его руками (кровати, стол, стулья, шкаф, корыто, ведра, посуда и прочее). Федор не гнушался никаким трудом, притом, как говорил Алексей Гастев, — ломовым, — работал кузнецом, бил молотом по 12–14 часов в сутки, брил и стриг в «цирюльне» ссыльных и местных селян, кухарничал в столовой, организованной ссыльными, и т. д. Эта столовая служила и местом общения ссыльных. Там обсуждались статьи В. И. Ленина, Маркса, Энгельса.