Но все-таки что-то нужно было делать.
Даже теперь, будучи уже в среднем возрасте, Сьюзетт Доде оставалась красива, и Люк унаследовал от нее цвет глаз и волос, в то время как Элизабет больше походила на покойного виконта. Раньше Майлзу казалось, что тетка ведет себя фривольно, но после долгого знакомства с ней он понял, что она умнее, чем кажется. Она слегка прищурилась, а потом вздохнула.
— Узнаю этот взгляд. Все мужчины одинаковы. Вы знаете что-то такое, что не делает ему чести и о чем вы не желаете мне рассказывать.
— Вы правы. — Ему хотелось быть откровенным, но он не мог. — Самое меньшее — это то, что состояние его семьи исчерпано. Это знают почти все. Нельзя, чтобы на Элизабет женились из-за ее приданого. Она в конце концов поймет это и придет в ярость.
И ей будет больно. Он хорошо знал, что это причинит ей настоящую боль. Если Майлз не может заполучить ее, она хотя бы должна выйти за того, кто ее заслуживает, черт добери. Она нужна ему, но не в меньшей степени ему нужно, чтобы она была счастлива.
— Я пойду и вмешаюсь. — Тетя Сьюзетт похлопала его по руке. — Очень мило с вашей стороны, что вы тревожитесь об Элизабет.
— Я не тревожусь, — сказал он, защищаясь, совершенно уверенный, что ни одному мужчине не понравится, когда его называют милым. — Я только…
Слегка приподняв брови, она ждала, когда он закончит.
О черт, конечно же, он тревожится. Мысль о том, что Элизабет выполнит свое самое заветное желание и отчаянно влюбится, не давала ему спать по ночам. Естественно, ему хотелось, чтобы объектом ее романтической любви был он, но пока что он пребывал в полной уверенности, что она не ведает о его истинных чувствах.
Он не намерен стать испорченным тупицей вроде Питера Томаса.
— Последний раз я их видел вон там. — Он незаметно показал где. — Полагаю, что он собирался уговорить ее выйти с ним на террасу.
Это вызвало тревогу у Сьюзетт, и, взметнув шелка цвета лаванды, она поспешила к дверям, ведущим на террасу. Он пошел за ней не так торопливо, тайком наблюдая, как тетка осторожно взяла дочь под руку и, пробормотав что-то, без сомнения, более любезное, чем заслуживал Томас, увлекла девушку за собой.
Наблюдавший за происходящим, но старавшийся оставаться незамеченным Майлз больше не танцевал. До самого отъезда, он наблюдал за Элизабет, смотрел, как она улыбается и кокетничает, и когда тетка попросила его вызвать их карету, у него уже болела челюсть, потому что большую часть вечера ему приходилось стискивать зубы; он чуть не сбил с ног злополучного лакея, который случайно оказался у него на пути в холле, и извинился за свою рассеянность, но извинения эти больше походили на брань.