Он хотел дать ей понять, что держится на расстоянии от нее по некоторым личным причинам.
— Вот как? — Ее неуверенный взгляд говорил о том, что она не понимает, как важно разобраться в его словах. — Почему я не такая же?
Он уже сказал ей слишком, слишком много и демонстративно скривил губы в едва заметной улыбке.
— С чего мне начать? Ни у кого нет таких грудей, как у вас. Женственные, пышные, но не настолько большие, чтобы не уместиться в моей руке. — Он обхватил ладонью се теплую податливую плоть. — Все мужчины на сегодняшнем балу завидовали мне.
— И каждая светская красавица ревновала меня после того, как мы сегодня появились и ушли вместе.
Мэдлин проговорила это весело, но в ее голосе прозвучала едва заметная тревога.
Он насмешливо фыркнул.
— А каждый молодой денди хотел вырвать мне сердце, потому что я здесь, с вами.
— Но я не хочу… — Она посмотрела ему в глаза и добавила приглушенным голосом: — Быть с ними, я имею в виду.
Плохо, что он поверил ей. Нельзя сказать, что у него было достаточно оснований, чтобы высказать свое мнение, но он ей поверил и был настолько надменен, что спросил, в свою очередь:
— А в чем я не такой?
— Не знаю.
Люк пробежал пальцами по радужным дорожкам, оставленным его семенем на ее бедре.
— Я тоже не знаю, почему я здесь. — После чего он усмехнулся, не желая примешивать ничего серьезного к своему нынешнему состоянию удовлетворенности. — Хотя слишком большое количество размышлений в такое время — вещь опасная. Скажем только, что, по моему мнению, вы немного угрожаете спокойствию моей души, и при этом все-таки я не могу совладать с телесными порывами.
— Вы в этом не одиноки. Логика бессильна в нашем случае, так что давайте не будем делать напрасные попытки и терять время.
Она улыбнулась в ответ, в ее глазах было что-то озорное.
— Могу ли я добавить, что мне нравится то, что делают сейчас ваши пальцы, но лучше бы они переместились на несколько дюймов выше?
Он обрадовался ее желанию прекратить разговор, особенно потому, что прагматическое расследование мотивов и последствий стало просто невозможным, когда она откинулась на тонкие льняные простыни, манящая и доступная для эротической игры. Ее длинные светлые волосы, густые и блестящие, напоминали китайский шелк, они были не цвета золота и не цвета платины, но какого-то ускользающего оттенка, среднего между двумя этими цветами, а необычный разрез глаз вызывал в памяти образы гарема и экзотических запретных вечеров где-то далеко от этого мира. То была фантазия, и он более чем охотно покорился ей — и самому себе.