Он подошел к зеркалу, прихорошился, подмигнул самому себе и, обернувшись, пропел:
Брось сердиться, Саша,
Ласково взгляни!
Жизнь прекрасна наша
В солнечные дни!
Я засмеялся:
— Ну, ты пока пой, а я состряпаю Грязнову задание.
— Только быстро, Саша, нам надо успеть до обеда. Ты дай Клаве напечатать, она попросит подписать, скажем, Гречанника и отправить в МУР.
Я уже строчил Грязнову ориентировку — определить местонахождения Морозова, рядовых Халилова и Смирнова и через пятнадцать минут доложил Меркулову о готовности.
— Заводить мотор, Константин Дмитриевич?
— Заводить, Александр Борисович! — И когда я был уже в дверях, он окликнул меня: — Саша. Нам нужна особая осторожность. И конспирация.
Честно говоря, я так и не понял, шутил он или говорил серьезно.
Мы с Меркуловым сидели одни в громадной приемной военного прокурора. Вообще — то мне эта аудиенция нужна, как рыбке зонтик. Сиди и жди милостыни от главного боярина — все военнослужащие и работники оборонных предприятий охвачены юриспруденцией военной прокуратуры. По моим подсчетам, это около пятнадцати миллионов человек. Моя бы воля — я бы сейчас махнул в Шереметьево, на самолет — и в Афганистан. А там бы разобрался что к чему. Но без высочайшего повеления нельзя, заграница все-таки.
— Костя, как ты думаешь, сколько сейчас наших в Афганистане? Я имею в виду этот… «ограниченный контингент».
Меркулов посмотрел на меня и рассмеялся:
— Я тебе не рекомендую употреблять это словосочетание вслух с таким явным отвращением.
— Так ведь это бред какой-то! Чем он ограничен, этот контингент? Я каждый раз, когда вижу эту муру в газете, то чувствую, как меня хотят убедить: вообще-то афганцы это заслуживают, чтобы мы на них пять миллионов напустили, а мы — нет, мы очень ограниченно отправляем на тот свет ваших и наших…
— Именно так и обстоит дело, Саша. Именно так… да, так вот я думаю, что наших в Афганистане постоянно воюет что-то порядка двухсот тысяч. А поскольку части меняются, то сквозь мясорубку уже прошло более миллиона. И погибло не менее двадцати тысяч наших солдат. Но поскольку это, так сказать, непроверенные данные, прошу их не разглашать…
При этих словах Меркулов задумчиво рассматривает хрустальную люстру под лепным потолком…
Генерал — полковник Артем Григорьевич Горный выглядел не лучшим образом, желтое отечное лицо, чернота вокруг глаз. Рядом на маленьком столике — бутылки с водой, коробки и пузырьки с лекарствами.
— Какими судьбами, дорогой? — Горный тяжело поднялся из-за стола и пошел нам навстречу.
Это был меркуловский сюрприз номер один, он был хорошо знаком с главным военным прокурором.