Вильгельм перешел вброд реку Меанс у Беранже, на север от Валь-Дюн. Каждый барон в его армии имел при себе хоругвеносца. Знамена и флажки рыцарей колыхались на легком ветерке, и это была весьма богатая, разноцветная палитра красок. Во главе войска, над головой герцога, развевались знамена с золотыми львами. Бедняки толпились у Аржанса, чтобы увидеть, как проедут войска. Люди с открытыми ртами и округлившимися от удивления глазами подталкивали друг друга и шептали:
— Вот скачет герцог. Да вон тот, на черном жеребце. Иисусе! Он выглядит старше, чем есть на самом деле!
Послышался звонкий девичий голос:
— Бог в помощь, ваша милость! Смерть врагам!
Послышались оживленные крики:
— Бог в помощь! Бог в помощь!
Герцог, глядя прямо перед собой, проскакал мимо.
В Вальмери на рассвете французы отслужили мессу и вышли на равнину Валь-Дюн, где вдоль берега Меанса растянулась армия мятежников. Войска герцога ехали по плоскогорью у Аржанса и видели у своих ног эту пологую равнину, лишенную холмов, низин и деревьев, слегка наклонную к востоку в своей выметенной ветром наготе.
— Неплохое место для битвы, — заметил граф Роберт, скача чуть впереди Вильгельма. — Клянусь телом Христовым, Нель хорошо его выбрал.
Взглянув на блестевшую серебром реку, Рауль подумал: «Вода окрасится кровью, и мертвецы поплывут вниз по течению. Кому из нас суждено проснуться утром?»
Было очевидно, что подобные дурные предчувствия не тревожили герцога. Он пустил коня в галоп, будто желая побыстрее очутиться на поле боя. Версерей устремился за ним, и знамя, которое держал в руках Рауль, развернулось, явив взглядам всех золотых львов на кроваво-красном фоне.
Король Франции в красной мантии поверх кольчуги выехал из рядов своих войск в сопровождении одного из вельмож, чтобы встретить Вильгельма.
«Как все красно сегодня, — подумал Рауль, — и будь на то воля Божья, станет еще краснее».
Версерей нетерпеливо переступал копытами и покусывал поводья, ветер играл шелковыми знаменами, которые отбрасывали трепещущие тени на траву под ногами. Рауль смотрел на армию мятежников, выстроившуюся неподалеку в боевом порядке. Там тоже развевались знамена, тоже на копьях играли солнечные блики… Безмятежная равнина простиралась насколько хватало взгляда, а воды Меанса пели свою вечную песню. Внезапно Рауль понял, что не желает, чтобы это спокойствие нарушилось, и мысленно в одно мгновение представил вздыбленную землю под копытами скакунов, окровавленных мертвецов на речном берегу, расслышал сквозь птичий щебет звон мечей, предсмертные стоны и шум битвы. Юноша встряхнулся, как бы отгоняя наваждение и понимая, что подобные фантазии пристали разве что женщине, а мужчина рожден для того, чтобы сражаться. Он взглянул на герцога, сидящего прямо в седле и повернувшего голову к королю.