Рауль еще не окончательно пришел в себя, когда нападающие, осыпаемые градом камней, подошли наконец к башне. Преодолели мост, неся на руках таран, наскоро сделанный из срубленного дерева. Из-под арки воротной башни раздались глухие удары по огромной двери, закрывающей вход в город. Некоторое время она еще держалась. Люди, раскачивающие таран, обливались потом, дыхание то и дело прерывалось. Снова и снова кто-то из осаждающих падал, сраженный брошенным сверху дротиком, но его место тут же занимал другой, а таран неумолимо продолжал свое движение. Наконец дерево двери треснуло, расщепившись, и нормандцы кинулись внутрь, атакуя меньшую дверь, ведущую на верх башни. Она быстро пала под яростным натиском, и воины через нее пробивали себе путь наверх по винтовой лестнице, переступая через мертвые тела своих товарищей, и наконец оттеснили защитников с верхней площадки в сторожевую.
Все тридцать человек выволокли наружу, чтобы герцог мог осуществить акт возмездия. Он поджег башню, и перепуганные до смерти жители города попрятались в домах, а обитатели замка со стен его увидели языки пламени и черный дым, поднимающийся все выше и выше.
К этому времени обоз герцога вплотную подошел к Алансону, слуги уже ставили шатер и разбивали лагерь. Сам герцог, поразительно спокойный в своем гневе, стоял на мосту и наблюдал за приближением пленников. Позади него, объединившись в праведном гневе, сгрудились предводители. Перепачканные кровью руки герцога крепко сжимали меч. Герцог перевел на него взгляд и, недовольный, быстро передал Раулю. Юноша тщательно обтер лезвие в ожидании того, что далее собирается делать Вильгельм.
Все оставшиеся в живых защитники города стояли перед герцогом. Фицосборн вскричал:
— Поступите с ними так, как они того заслуживают, сир! Неужели те, кто осмелился нанести вам такие оскорбления, останутся в живых?
— Они будут жить, — пообещал Вильгельм. — Если это можно так назвать.
Рауль перестал тщательно оттирать окровавленную сталь меча и замер.
— Они будут жить, как деревья с обрубленными ветвями, — повторил Вильгельм с пугающей угрозой. — Им отрубят руки и ноги, и они будут живым свидетельством моего возмездия, чтобы люди смотрели на них и устрашились на долгие времена, клянусь Господом Богом!
Шепот одобрения пронесся среди баронов. Один пленный завопил от ужаса и, рыдая, упал в грязь к ногам герцога. Рауль коснулся руки Вильгельма:
— Вы не можете так поступить, милорд! — тихо сказал он. — Кто-то другой мог бы, но только не вы! Только не руки и ноги!.. Ваша месть не может быть столь ужасной!