— Почему ты всегда во всех наших ссорах затрагиваешь мою семью?
— Потому что ты заботишься о них намного больше, чем обо мне. Стоит твоей матери позвать тебя, и ты пулей мчишься к ней. Она и по сей день обращается с тобой как с маленьким мальчишкой.
— Довольно! — отрезал Ари. — Твоя беда в том, что ты не понимаешь здешнего образа жизни. И, сдается мне, никогда не поймешь!
— Именно поэтому у тебя роман с Мелиной Скриперо, я полагаю?
— Да кто тебе вбил эту ерунду в голову? Мы ходим поужинать после работы, да. Она мне нравится. Мне нравится ее компания, это правда. А чему удивляться? Она, по крайней мере, понимает меня и не зудит вечно о моей матери, отце, сестрах. Ей известно, что означает уважение. Возможно, если бы ты пыталась понять меня, я бы не задерживался допоздна.
— Но это несправедливо, Ари! — запротестовала Мэгги. — Я всегда пыталась изо всех сил это сделать. Но и ты должен понять, как трудно мне привыкнуть к жизни здесь.
— Я понимаю, что семье в Англии придается далеко не самое важное значение. В этом и есть корень всех ваших бед… Неотесанные грубияны и футбольные хулиганы — чувство гордости за свою семью им неведомы. А матери и отцы не испытывают стыда, когда их дети ведут себя непристойно. Да и откуда взяться этим чувствам? Ведь родители вообще не заботятся о своих чадах. Они работают, а их дети, приходя из школы в пустой дом, предоставлены сами себе. Здесь, на Корфу, всегда кто-то присматривает за детьми, утешает их, если им больно, умывает их, если они приходят грязные. Семья здесь — единое целое.
— Ты хоть понимаешь, что говоришь? — спросила Мэгги. — Какое лицемерие! Ты твердишь о семье, а сам возражаешь против моей поездки, когда моя родная сестра в беде. Когда ты говоришь, что семья самое важное, ты имеешь в виду свою семью. А моя пусть катится к черту!
Воспользовавшись смущением Ари, она продолжала:
— Более того, подло говорить об устоях семьи и крутить шашни с секретаршей за спиной жены!
Глаза у Ари округлились.
— По-моему, я уже объяснил — у меня с ней ничего нет и не было. Разве ты мне не веришь?
— Нет! Нет, не верю!
Он сделал руками жест, характерный лишь для средиземноморца.
— Значит, ты понимаешь меня намного хуже, чем я полагал. Мэгги… послушай меня. Я люблю женщин, да. Мне нравится Мелина. Но ты — моя жена. И мы с тобой должны продолжать традиции. И мы, ты и я, будем семьей для наших детей.
Внезапное изменение его тона, возникшая вера в его слова, упоминание о детях — он не терял надежды их иметь — и медленно растущее отчаяние вдруг обессилили Мэгги. Слезы подступили к глазам, и она отвернулась.