Но Коннор снова рывком прижал ее к себе, возвращая на прежнее место. Но на этот раз он смотрел ей прямо в глаза. И Пэйтон, встретившись с ним взглядом, не почувствовала привычного холода, веявшего от голубых глаз Дрейка. На самом деле, он даже чуть заметно кривовато усмехнулся. Значит, не так уж ему и больно, подумала Пэй.
Очевидно, даже наоборот. Спустя секунду Коннор расстегнул пуговицы на камзоле Пэйтон, распахнул ее рубашку, а затем склонил голову, уставившись на ее обнаженную грудь. Девушка, глядя вниз, не видела ничего, что могло бы вызвать его пристальное внимание. Все, что она видела, была ее грудь, такая маленькая и плотная, что едва колыхалась — не говоря уж о том, чтобы подпрыгивать, — даже когда Пэйтон бежала. Было бы на что смотреть — и соски-то с гулькин нос, ареолы узенькие, да еще и этого ужасного розового цвета. Оказавшись на свободе, вершинки груди отвердели, весьма дерзко указывая вверх. Пэй очень хотелось извиниться и за недоразвитую грудь, так и за этот отталкивающий цвет сосков. И уже было открыла рот, чтобы так и поступить, когда Дрейк сделал нечто странное и, несомненно, совершенно неприличное: он поднял руку — при этом цепь, свисавшая с нее, звякнула, коснувшись пола, — и пальцы его завладели правой грудью девушки, а затем, наклонив голову, Коннор охватил ее отвердевший сосок губами.
Ощущения, охватившие при этом Пэйтон, были ошеломительными. Жар его рта, горячее прикосновение языка Дрейка, опалило ее, заставив выгнуть спину, и некая влага устремилась к заветному треугольнику, просачиваясь сквозь панталоны. Что с ней происходит? Напряжение, которое она почувствовала у себя между ног, усилилось, и неожиданно Пэйтон с силой прижалась к возбужденной плоти Коннора, но не потому, что это было приятно, а чтобы не сойти с ума. Дрейк был той скалой, за которую она могла ухватиться в этом водовороте страсти…
Дыхание девушки прервалось, когда отросшая за месяц борода Коннора прошлась по нежной коже ее груди — его рот проскользил от одного соска к другому. Дрейк поднял обе руки и накрыл ими груди Пэйтон. Она вцепилась в его плечи, чувствуя, как он двигается под ней, чувствуя, как сама она начинает двигаться вместе с ним: вверх — по всей длине его огромной плоти — и снова вниз, вжимаясь в него так сильно, как могла, не принимая его в себя по-настоящему.
А затем одна ладонь Коннора оставила грудь Пэйтон и опустилась вниз, нащупывая пряжку ее ремня. Девушка едва заметила это движение. Ее дыхание стало частым и прерывистым. Вцепившись обеими руками в рубашку Дрейка, Пэйтон все еще двигалась, прижимаясь к нему, забыв обо всем на свете, кроме тянущего чувства у нее между ног, которое, казалось, целиком завладело ее телом и превратилось в жгучую жажду — жажду, которую мог утолить только Дрейк. Она использовала его — Пэйтон понимала это, — использовала для собственного удовольствия и ощущала вину еще и потому, что где-то в отдаленном уголке ее сознания осталось воспоминание о том, что в прошлый раз Коннор не захотел, чтобы она там до него дотрагивалась…