Разумеется, ему это не понравится. Дрейк всегда был очень требовательным командиром, ожидавшим, что его приказы будут точно исполнены и, не задумываясь, наказывал тех, кто не справлялся с заданием, — если только они не предъявляли ему достаточно веское основание того, почему не выполнили его приказы. Он был требовательным, но справедливым.
Пэйтон подумала, что у нее есть веская причина невыполнения его приказа. Она просто не могла сбежать с корабля. Не могла бросить его. Она не надеялась, что он посчитает это веским основанием, но опять же, что он может с этим поделать? Почти ничего. Он прикован к стене. Что он с ней может сделать?
Она узнала, что именно, как только представилась возможность принести заключенному его ужин, — на этот раз она отвлекла Тито бутылкой виски, украденной из капитанского шкафчика со спиртными напитками, — и проникнуть к Дрейку в камеру. К тому времени, как Пэйтон сумела наконец уйти с камбуза и пробраться в трюм, наступила ночь. Только через минуту ее глаза привыкли к темноте камеры Дрейка. Она и не подумала принести свечу, — в любом случае, руки у нее и так были заняты той едой, которую она сумела украсть с полубака и спрятать под рубашкой, — а сверху, через отверстия в деревянных досках, лился лунный свет… которого было достаточно для того, чтобы Пэйтон увидела: Дрейк, заметив ее, даже не потрудился встать.
Это ее поразило сильнее, чем все, что она видела на борту «Ребекки». В то время, когда они плавали с ее братьями, Дрейк всегда вставал, когда Пэйтон входила в комнату или выходила на палубу. Ее братья поддразнивали его, ведь Пэйтон с босыми ногами и косичками вовсе не напоминала благородную даму, при которой джентльмены демонстрировали свои утонченные манеры. Но Дрейк никогда не обращал на них внимания, всегда вставая при появлении Пэйтон.
Очевидно, сегодня не тот случай. Сейчас он смотрел на нее снизу вверх с того места, где сидел, привалившись к дальней стене и опершись локтями о колени. Поднял голову, увидел ее и отвернулся.
Да провались оно всё пропадом! Она понанесла ему еды, которую с таким трудом достала: фрукты, хлеб, не говоря уже о нескольких полосках солонины, прикосновение которых к ее голому животу было весьма неприятным, — а у него еще хватило наглости выказывать подобное пренебрежение по отношению к ней, Пэйтон! Не то, чтобы ее волновало то, что он не встал. Но Дрейк мог бы хотя бы поприветствовать ее…
И тут ей пришло в голову, что он, наверное, болен!
Боже милостивый! Вот оно что! Подлые ублюдки! Что они с ним сотворили? Да она им всем глотки перегрызет.