— Митч, тебе никогда не говорили, для чего нужны кровати?
Широкая улыбка озарила его лицо.
— Да, — прошептал он. — Кровати тоже для этого, но позже.
Блаэр увидела каплю воды у него на реснице; они все стояли обнявшись, и от прикосновения его мягкой, шелковистой кожи у нее дрожали колени. Она хотела оттолкнуть его, но просто не могла этого сделать; запасы ее стойкости остались где-то там, у подножия горы. Она хотела его — она хотела его постоянно. И уже пора было' перестать бороться с этим.
Вода все текла по ее плечам, бедрам, но даже если бы это был кипяток, она не почувствовала бы. Она улыбнулась и с укором прошептала:
— А как же карантин?
Он стиснул ее и провел губами по ее шее.
— Карантины могут предотвратить болезнь, но то, что мучает меня, уже нельзя предотвратить — только лечить. И только потом, после глубокого изучения болезни, начинающегося вот с этого… — Митч с нежной силой поцеловал ее.
Она обняла его за шею и приподнялась на мысочках, крепко прижимаясь к нему всем телом. Он покрывал ее лицо легкими, быстрыми поцелуями, их тела извивались под струей воды. Теперь между ними не было ничего, кроме все усиливающейся страсти.
Ее груди, мягкие и полные, прижались к его груди словно разрываясь от нестерпимой жажды его прикосновений. Его губы скользнули вниз по ее шее, плечам, в выемку между грудей, и, когда, наконец, они коснулись твердого розового соска, она стала задыхаться. Незнакомые ей прежде сдавленные хрипы шли из ее горла, как звуки необузданной страсти.
Он сжал руками ее бедра, его язык двигался по ее животу играя, легонько целуя, и в ней вспыхнуло такое острое, дикое желание, что она вся задрожала.
Она зарыла пальцы в его волосы. Какое-то время они, словно очнувшись, в изумлении смотрели друг на друга. Он молча поднял ее на руки и вынес из ванной. Через мгновение он уже держал ее в объятиях на постели, их возбуждение немного спало, чтобы вскоре разгореться с новой силой.
Ее руки начали гладить его тело, лаская — сильные, уверенные руки, раньше они были другие, но теперь, именно такие — горячие руки, которые обессиливали его, заставляли стонать, приводили в неистовство, делая его желание нестерпимым. Он бросился на нее, потом смерил свой порыв, стараясь быть нежным.
Она извивалась под ним, сопротивляясь, она хотела его мощной силы, а не нежности. Они достигли того предела возбуждения, когда страсть переходит в ярость. Лихорадочно дыша, они поднимались все выше и выше в своем желании, туда, откуда все кажется лежащим где-то далеко внизу. Под ними проплывал целый мир, а они уносились в вышину, просто два перышка, что взлетают от одного легкого вздоха.