Из докладной записки начальника милиции Махмудова
Такыр заполнился басмачами. Они шли отовсюду, шли в несколько рядов, И вид их был грозен. Никто не сомневался, что, если враги ворвутся в крепость, здесь потекут кровавые ручьи.
Милиционеры понимали: отряд может спасти только храбрость, находчивость и единство. Но лавина, идущая сплошным потоком, блеск оружия, громкие возгласы курбаши, призывающие мусульман во имя аллаха низвергнуть «кафиров» и изгнать их с земли «правоверных», действовали на некоторых милиционеров. В страхе отбежал от бойницы молодой милиционер, накануне прибывший в отряд. За ним еще один. Еще... Побросав винтовки, они скрылись в казарме.
— Стой! — кричал Пулат Насретдинов. — Стой! Предатели! Трусы!
Раскинув руки, сдерживал убегающих Мубарак-Кадам.
А вражеская лавина неслась, как саранча. Вот враги уже в ста метрах от крепостного дувала.
— Ого-о-нь!
Шквал огня ударил по первым рядам. Десять басмачей упали замертво. Но лавина продолжала катиться.
— Огонь! Огонь! Огонь!
Залпы следовали один за другим. Все окутал пороховой дым и серая пыль. Крики, винтовочные залпы — все смешалось, -не разобрать. По кирпичу казармы, как дождь, цокали пули, рвали дувал. Залетали со звоном в щели. Кто-то опрокинулся, схватившись за грудь. Молодой милиционер тихо осел, выронив винтовку.
— Огонь! Огонь!
Перед самой стеной басмачи не выдержали, дрогнули и побежали, бросая сабли, винтовки, карабины, берданки...
— Огонь!
Из-за укрытия, размахивая маузерами, выскочили наперерез отступающим несколько курбаши и с криками: «Во имя аллаха, на кафиров, за мной!» — повернули отступающих и снова повели в атаку.
И снова:
— Огонь! Огонь! Огонь!
Смяв курбаши, басмачи в панике разбежались по полю и скрылись за дувалами.
В три часа дня было получено третье письмо с угрозами. Басмачи несколько раз переходили в наступление, но после нашего огня отступали.
Из докладной записки начальника милиции Махмудова
Солнце клонилось к закату. Жара медленно спадала. В крепость ворвался легкий ветерок, освежил растрескавшиеся губы, коричневые лица с грязными дорожками пота. Раненым показалось, что принесли воду.
— Пить... пи-ить... — просили они.
Но ни воды, ни пищи в крепости не было. Люди не ели уже сутки. Сутки не пили. А азиатские сутки с их изнуряющей жарой равны, наверное, трем дням в средней полосе.
Милиционеры лежали не шевелясь.
Лицо начальника милиции — потускневшая медь. Только маленькие черные глаза по-прежнему остры и решительны.
Пулат Насретдинов, облизывая растрескавшиеся губы, шутил:
— Напрасно лишили нас возможности подойти к источнику. Только злее становимся. Пусть не ждут пощады.