— J'ai demande de montrer les documents et non pas cela... — потряс он брезгливо документом, перед которым склонялись головы по всей Европе. Да что там Европа!.. (Я просил вас предъявить документы, а не это... (Франц.)).
Ротмистр почувствовал, что начинает терять терпение. Взять бы этого подлеца за отвороты его синего френча с непонятными петлицами да...
Видимо, чувства Чебрикова столь ясно отразились на его лице, что представитель пограничной охраны попятился, хватаясь за эфес своей «селедки», и пронзительно засвистел в быхваченный из нагрудного кармана свисток.
«Сзади налетели, начали топтать, кто же меня будет с кичи вызволять...» Откуда только взялась эта строчка явно блатной песенки?..
Последним, что увидел ротмистр, которого волокли по сверкающим плиткам мозаичного пола, был огромный, рассеченный на три поля герб с двумя орлами— одноглавым и двуглавым — и скачущим с поднятым мечом всадником над дверями зала ожидания...
* * *
Петр Андреевич подскочил на кровати с бешено колотящимся сердцем, разбудив кота, спавшего по своему обыкновению в ногах, а теперь проворно спрыгнувшего на пол и вопросительно сверкнувшего оттуда круглыми, зелеными в свете ночника глазищами.
Небольшая уютная комнатка с прикрытым решетчатыми ставнями окном и мощной дощатой дверью, снабженной массивным кованым крючком, сейчас откинутым, домотканые коврики на полу, рукомойник в углу, стол с теплящимся на нем светильником, едва видимое в неверном свете католическое распятие на стене, обитой тисненой кожей... Фу ты пропасть! Да ведь это давешняя гостиница фрау Штайнбек!
Приснится же такое! А все этот «Ягермайстер» проклятый, да еще под пиво! Закусывать надо, господин ротмистр! Закусывать, и почаще...
Чебриков откинул тяжелое одеяло из какого-то блестящего пахучего меха (неужели медвежий!), которым был укрыт поверх белоснежной простыни, подошел к столу и погладил обложку толстенного, переплетенного в кожу фолианта с тусклыми золотыми буквами готической надписи на корешке.
«Не следовало и эту „Die Geschichte des Ostlichen Imperiumes“ („История Восточной Империи“ (Нем)) на ночь читать! — досадливо подумал ротмистр, открывая было книгу на заложенном алой шелковой ленточкой месте и снова захлопывая. — Не способствует, знаете ли, спокойному сну подобное чтение...»
Где-то за тридевять земель отсюда надрывался сверчок, на пределе слышимости доносился чей-то мощный храп. Неужели господин Конькевич может выводить такие рулады? Невозможно ведь физически...
Часы на напоминальнике показывали пятый час утра. Сон не шел. Шаляпин, так и не дождавшись возвращения человека в постель, досадливо передернул шерстью на спине, что у него, как уже выяснил Петр Андреевич, было равнозначно человеческому пожиманию плечами, и, раздраженно поводя из стороны в сторону хвостом, легко взлетел на довольно высокую кровать, укладываясь на нагретое место.