А Эрик, похоже, и не знал даже, что таковые вообще существуют. Стресс и алкоголь развязали бедняге язык. Я видел, в каком состоянии находится чмудак, и верил ему. Рассказывал он обстоятельно.
С немцем-полукровкой из обрусевших иммигрантов, Альфредом Карловичем Конном, Эрик познакомился на собеседовании. По весне, перерывая в поисках работы соответствующие разделы рекламных газет, он заприметил регулярно печатаемые объявления о наборе молодых людей в бундесвер. В армии Эрик бывал и службы уже не боялся, лишь бы платили хорошо. Он позвонил по указанному телефону и вскоре очутился в офисе, набитом самой разношерстной публикой из числа трудолюбивых соотечественников возрастом до 25 лет. Компьютерного тестирования не прошел, зато приглянулся сотруднику фирмы, имевшему нетрадиционные наклонности. На этом деловые отношения были прекращены, и завязалась крепкая мужская дружба с первого взгляда, переросшая затем в любовь.
Гормон играет с наступлением весны. Зачастивший к дядюшке Альфу Эрик не мог не обратить внимания на его увлечение антиквариатом. Вот он и решил осчастливить ненаглядного предметом старины, поведав ему о найденных Доспехах. Так появились «пацаны» – термин в наши дни емкий, он-то и ввел меня в заблуждение. Заблуждение, пагубное для одного из квазипацанов и теперь, возможно, фатальное для нас всех.
Слава по этому поводу ничего не думал, во всяком случае мнение свое высказывать не спешил. Брезгливо косился на Эрика, да и на Борю заодно, хотя соседа в содомском грехе упрекнуть было нельзя.
Сидели-трендели долго. Ксения работала, и нас никто не стеснял. Поэтому домой я вернулся лишь вечером – к самому приходу гостей.
Напрасно я опасался, что предыдущая встреча подмочила мою репутацию в глазах Маринкиных родителей. Напротив, между нами начали завязываться человеческие отношения. Уж я-то умею отличить Фальшивую доброжелательность от настоящей. Эта была подлинной. Зря я по молодости лет лез вон из кожи, демонстрируя хорошие манеры. Капля дерзости облегчила бы взаимопонимание, только я как-то не догадывался. «Наглость – второе счастье».
Тем не менее вступать в царство Кира дамы желанием не горели. Стол украсила бутылка розового рейнского вина, ничего крепче дома у меня вдруг не оказалось.
«Бабский заговор налицо, – подумал я. – А-а… не очень-то и хотелось, бодать его конем!»
Сели. Выпили. Я включил телевизор.
Шла попсовая музыкальная программа. От нечего делать я косился одним глазом в тарелку, другим – на экран. Голова была занята сумбурными и безрадостными мыслями. Человека убить – это все-таки серьезное преступление. Не столько даже в уголовном плане, сколько в моральном. Вдобавок выясняется, что он принадлежал к могущественной и тайной организации. Такие обстоятельства не могли не угнетать. Я сидел, угрюмый, мечтая, чтобы случившееся на Ржевке оказалось сном. Разговорами, к счастью, никто не донимал, от вина, упавшего на старые дрожжи, в голове зашумело, и мне почти удалось достичь иллюзорного облегчения. Я не хотел, чтобы кто-то прознал о моих думках, и на всякий случай постарался отделаться от них. Выпили еще по бокальчику. Мамаша с дочкой снова завели о своем, о женском, а заскучавший тесть наклонился ко мне.