Наверное, именно из-за этого любопытного качества воспоминаний о путешествиях я так часто вызываю в памяти единственный в моей “коллекции” эпизод нашей с родителями поездки к морю.
Родители никогда не были поклонниками “дикого” туризма, они вообще редко ездили отдыхать. Как тогда, когда жили вместе, так и отец сам по себе, после маминой смерти. Но в тот раз знакомые убедили их поехать к морю с палатками. Точнее, с одной огромной палаткой, в которой помещались не только обе машины, но и все мы — четверо взрослых и трое детей, причем каждый спал на отдельной раскладушке. Это была какая-то специальная военная палатка — я никогда, ни до, ни после того, не видела палаток такого гигантского размера. Вечерами, когда темнело и нам, детям, не разрешали сидеть со взрослыми возле костра, мы собирались на переднем сиденье старенькой “Волги”, принадлежащей знакомым родителей, накрывались пледом, зажигали под ним фонарик и рассказывали друг другу страшные истории. Мы были почти ровесницами с Таней и Лесей, сестрами-близнецами, дочками родительских знакомых. Они были старше меня всего на полгода, хотя теперь я даже в этом не вполне уверена. Возможно, на год-полтора, а возможно, это я была старше их. Еще хуже с мелкими деталями этого путешествия. Я хорошо помню, как мама нервничала из-за того, что жена папиного знакомого, идеальная хозяйка, почти весь день проводила за приготовлением еды, и маме приходилось помогать, потому что питались все вместе. Они героически лепили вареники под палящим полуденным солнцем, а потом варили их в казанке над паяльной лампой. Или жарили на слабом неустойчивом огне лампы котлеты, при этом сковородку приходилось все время держать за ручку, обмотанную полотенцем: эти котлеты со свежим картофельным пюре и салатом из огурцов и помидоров на обед в тех походных условиях были настоящим героизмом, которого никто тогда не оценил. Возможно, именно это раздражало маму больше всего, хотя более вероятно, что раздражал ее идиотизм траты времени отдыха на такие совершенно излишние и изнурительные кулинарные упражнения. Но жаловалась мама только папе, а ему также неловко было поговорить с друзьями, чтобы их не обидеть. Друзья, наверное, тоже в свою очередь на что-то обижались, и эта молчанка, которая внешне выглядела полнейшей идиллией, привела к тому, что больше родители с теми знакомыми никуда отдыхать не ездили.
Когда мы ехали к морю, за рулем в основном была мама. Перед отпуском она несколько дней тренировала мой вестибулярный аппарат и возила по улицам поблизости от нашего дома, чтобы я лучше выдержала длительное путешествие. Но, видимо, этих тренировок было слишком мало, и на протяжении всей дороги меня ужасно тошнило. Я скрючилась на заднем сиденье, среди тюков с вещами, зажала в кулаке полиэтиленовый пакет и с тревогой следила за волной тошноты, которая резко поднималась во мне после каждого поворота дороги, подъема или спуска. Критический момент наступал каждый раз, когда мы проезжали знак ограничения скорости до сорока километров. Достаточно мне было увидеть этот знак, и я сдавленным голосом шипела маме: “Стой”, машина резко останавливалась, я выскакивала на обочину и заполняла пакет рвотой. Один раз чуть не облевала ноги милиционера, который решил остановить нас и проверить документы. Еще несколько раз нам счастливо удалось избежать штрафа за превышение скорости, когда через несколько сотен метров после знака из кустов внезапно высовывалась милицейская палочка и все, кто не соблюдал ограничение скорости, напарывались на неприятности. Мама же каждый раз, когда на дороге возникал знак с цифрой сорок, автоматически сбрасывала скорость и останавливалась на обочине.