Потом видение исчезло, но теперь существование в этой массе с размытыми контурами было лишено прежней безоблачности. Алле стало страшно, она уже чувствовала, что у нее есть не только эта неопределенно-кристаллическая сущность, но и вполне реальное тело, которое в данный момент ее не слушается, и именно поэтому не удается натянуть на себя покрывало, очертания которого становятся все более четкими. Остатки тепла понемногу исчезали, зато все сильнее укреплялся в своих позициях холод, а больше всего пугала беспомощность, неспособность пошевелиться и страх, что так будет всегда и придется провести неизвестно сколько времени в этой мрачной комнате с окнами, до половины закрашенными белым, терпеть этот холод и чувствовать только то, по каким сложным траекториям передвигаются кубоподобные молекулы твоего собственного тела.
Когда она сказала обо всем Зенону, ничего не объясняя и не вдаваясь в детали, просто сообщила факт, он промолчал. А в глазах у него снова появилось то самое чужое и враждебное чувство, которое уже один раз напугало ее, и Алла ощутила внезапное, хотя, как выяснилось после, всего лишь временное облегчение, что-то похожее на убежденность в правильности сделанного. Но эта убежденность быстро прошла, зато начал регулярно сниться один и тот же сон. Восстановить подробности этого сна ей ни разу не удалось: он состоял из одних лишь ощущений, главным из которых был страх. Паника, похожая на ту, что охватывает в толпе, которая вдруг срывается с места и непонятно зачем куда-то бежит, страх перед чем-то неизвестным, чего ждешь и боишься не потому, что оно плохое, а потому, что не знаешь, нужно ли этого бояться. Время от времени этот сон разнообразили сороконожки, похожие на кубики молекул, которые выглядели угрожающе и ползли не куда-то далеко, в непрозрачную белую кристалличность, а, наоборот, выползали из нее и угрожающе надвигались, непропорционально увеличиваясь в размере с каждым следующим шагом. Но хуже всего было возвращение во сне этого ощущения слитности с чем-то большим и лишенным формы, ощущения расплавленности, которое жгло или морозило и вонзало мелкие болезненные жала прямо в мозг, как будто не могло отыскать впаянных в монолит других частей тела.
Возможно, когда-то тогда и появилась первая из тех незаметных микротрещин, которые постепенно накапливаются на мышечной ткани супружеских отношений и потом проявляются так неожиданно. Однажды он признался ей, что уже не чувствует себя влюбленным и отсутствие этого чувства очень его огорчает. После того разговора, который постепенно перешел в бурное выяснение отношений, она ощутила, что его равнодушие что-то в ней всколыхнуло, а его признание всколыхнуло что-то в нем, и все снова наладилось. Она даже снова начала просыпаться ночью от желания прижаться к его теплой спине и услышать неразборчивое сонное бормотание. Но с тех пор эта мысль не давала ей покоя, потому что на самом деле он только высказал (он всегда лучше ладил со словами, чем она) то, что она также ощущала. И это не раздражало ее, не возмущало, а просто огорчало.