К двум годам, когда пальцы Сэвсэра окрепли достаточно для того, чтобы крепко держать и не отдавать то, что ему нравилось, Мэбэт сделал ему лук — самый настоящий лук, из березы и лиственницы, склеенный рыбьим клеем и с тетивой из сухожилия сохатого. Любимец божий сам изладил несколько маленьких настоящих стрел с белым оперением и наконечниками из кости. Он взял руку внука и так же, как когда-то вправлял в нее лоскут сырого мяса, положил основание оружия.
— Всеми пальцами обойми его, парень, всеми пальцами — и держи крепко, — так говорил он, пальцы правой руки внука теребили перо на конце стрелы. — Нет, не так, бери пальцами за основание стрелы, где перышко… Теперь подними лук и держи его прямо перед собой, а тетиву натягивай насколько хватит сил. До правой щеки, а еще лучше до уха… Тяни… Теперь отпускай!
Стрела шлепнулась в полушаге от Сэвсэра — его первый выстрел походил на вялый плевок. Но это был выстрел, и сердце Мэбэта возликовало.
Домашние не узнавали главу семейства и охотно покорились и его новой страсти. Сэвсэр стал сокровищем семьи. За два года, прошедшие от рождения внука до его первого выстрела, Хадне родила еще одного ребенка — девочку. Она прожила чуть больше недели: ее появление на свет и исчезновение из мира прошли незаметно и почти бесслезно.
Мэбэт и Хадко охотились, добыча шла богатая, петли приносили соболей и песцов, запасы не предвещали нужды.
Однажды любимец божий вернулся с охоты, вошел в чум и увидел только двоих — Ядне и внука. Он спросил, где Хадко и Хадне.
— Уехали еще утром, — ответила жена, — обещали к закату вернуться.
— Зачем уехали?
— Не сказали мне, быстро собрались и уехали…
Недоброе предчувствие зашевелилось в душе Мэбэта, но виду он не подал и вскоре, определив добычу в лабаз, предался любимому делу — учить Сэвсэра стрельбе из лука. За этим занятием он провел остаток дня и на закате услышал собачий лай и скрип полозьев. Вернулись сын и невестка. Мэбэт вышел из чума. Хадко и Хадне развязывали ременные узлы на нартах, груженных шкурами и мешками, — то были не их становища вещи.
Не дожидаясь вопроса отца, Хадко сказал:
— Родители Хадне совсем старые — они просят не помнить прежних обид и хотят, чтобы наши семейства жили в мире и согласии, как и положено родственникам. В знак примирения они прислали тебе и всем нам подарки. Добрые подарки, новые малицы — тебе и матери, камус, белую кость и еще много других хороших вещей. И нам надлежит ответить тем же, послать дары, от которых не будет стыдно…
Гнев малым предгрозовым облачком разрастался в душе Мэбэта: он все понял — его сын сделал именно то, чего не следовало делать. Хадко говорил спокойно и смело, как будто случилось нечто приятное. Хадне молча стояла рядом. Мэбэт не сомневался — это она всему причина. Эта маленькая женщина никогда не забывает своих желаний, и те волосы, снятые с головы ее родича, ничуть не переменили задуманного, лишь отсрочили его исполнение. И эта спокойная речь его сына, будто забывшего слова отца: “Послушай меня и опасайся сделать не так, как я сказал”…