жизнь и давит на плечи.
Но глядят зеркала
и томит впечатленье,
нет добра — нет и зла,
как во сне, в сновиденье.
И тюрбан, и чалма,
и застёжка на платье
золотая, и тьма
раскрывает объятья!
Светится нагота
и горит позолота,
тайну хранит темнота,
обещают полотна
что-то помимо нас,
нашей жизни короткой, —
этот зал, этот час
благодарности кроткой.
* *
*
Спросил участливо: “Опять не спишь?” Не сплю.
Не позволяет спать мне счастья напряженье.
Мне свет является в ночной тиши, люблю
Ума горячего бесцельное броженье.
“Спи, детка, засыпай”, — мне говоришь сквозь сон
И сонную к плечу протягиваешь руку.
Мне кажется: уснуть — как потерпеть урон,
Примерить начерно загробную разлуку,
Покинуть жизнь свою, оставить друга, дом,
Стол письменный, тетрадь, открытую страницу.
Остановилась я вчера на месте том,
Где не хотела бы никак остановиться.
И не умею я, как ты — строку одну
В тетрадку занести, как бабочки скольженье
Прервать, накрыть сачком, пусть, не мешая сну,
Трепещет до утра и ждет стихотворенья.
* *
*
Культура за чужой, известно, счет
Живет, и все, что сколком, подражаньем
Нам представляется, на самом деле
Есть усвоенье пройденного. Вот.
Вооружившись доблестным вниманьем,
Чужой мотив мы заново пропели.
И если б древний римлянин взглянул
На то, что сделали его потомки,
Их обвинил бы, верно, в плагиате.
Как он ошибся бы! Для нас Катулл
Предутренние разводил потемки,
И благородный чтит его читатель.
Культура в самом деле — общий дом,
Как средиземноморский этот берег.
А мы — как галечник, так мы похожи.
Национальность наша ни при чем.
Нева иль Сена, Темза или Терек —
Бессмертью все равно, и смерти — тоже.
* *
*
Озираю рассеянным взглядом
Свой письменный стол, экран
Компьютера, книгу рядом,
Бумагу и чая стакан.
Коричневый столбик дымится
И жалит язык,
На тридцать второй странице
Автор бедный душою поник.
Сугроб на нашем балконе
Почти в человеческий рост,
Одинокий голубь в нем тонет,
И в снегу его хвост.
Что за глупая штука — сердце!
Норовит занять у снежка
Способность кружиться, вертеться,
Взлетать и смотреть свысока.
Вот он валится, сыплется с неба,
Заметает зависть и зло.
А без них, без ранящих, мне бы —
Знаю точно — не повезло.
Словно связаны их укусы
И саднящий еще порез
С дружелюбием музы,
С милосердьем небес!
* *
*
А кольчатая путаница листьев
Прибрежной ивы в завиточках тонких,
Как волосы, к моей прильнула кисти.
Прелестная, ей не нужны гребенки,
Заколки, шпильки, в шевелюре нежной
Колечки виснут мягкие, тугие…
Я, видимо, мужчиной в жизни прежней
Была, и были девушки такие.