— И тебе не жалко Люлю? — осторожно спросил певец.
— Нет, — признался Кирилл. — В ней нет жалконького. Желтая дама на каблуках с “Галуазом”. Щелкунчик. Ей нравилось быть подругой большого писателя. Она и сейчас молодец.
Они помолчали. Тень желтой Люли с “Галуазом”, повитав над столом, легко растаяла. Кирилл ненадолго задумался и процедил почти небрежно:
— Я хотел тебя попросить. Нужно продлить Розе больничный, а бухгалтерша — ни в какую.
Кирилл вспомнил о Розе, потому что подумал об отце и любви, догадался певец.
— Я не могу менять правила ради Розы.
— Она особенная. Надо иметь храбрость, чтобы жить с такой болезнью.
— У тебя все особенные: отец, Роза, а ты все служишь и служишь.
— Тебе, между прочим, тоже…
— У нас паритет.
— Какое там! — скривился Кирилл. — Сейчас из-за Розы я нарушаю твои правила, а ты о них напоминаешь.
Рабство, в котором находился Кирилл, певца поражало. Шемаханская царица Роза сменила приемного отца на нового заботливого папу. Певец и сам некогда служил дворецким, бросавшимся на первый зов. Он и теперь служит, хотя ему давно отказано от места. Влюбленный мужчина все-таки жалок. Женщина в этой роли выглядит приличней.
— Я не решаю там, где есть правила. Бухгалтер не оплатит больничный, а я не могу ее принуждать.
— Хочешь построить Розу? — усомнился Кирилл.
— Если честно, мне нет до нее дела. Меня интересуют обязательства перед ее отцом и дружба с тобой.
Вид у Кирилла был оторопевший. Оказывается, кто-то способен жить, не интересуясь его розой! Он замолчал. Остаток ужина был поглощен в упрямом молчании. Никто не хотел уступать.
— Завтра прилетает моя бывшая жена, — прервал паузу певец. — Предстоит искать некоего господина Бондаренко. Еще бы знать, кто это, — вздохнул он, подумав о пустых хлопотах. С Олей были связаны только пустые хлопоты.
— Ты что, телевизор не смотришь? Его уже неделю ищут, — усмехнулся Кирилл.
— И кто это?
— Уголовник из Гордумы.
Часы пробили одиннадцать, когда певец разлил последнее вино и, подойдя к пианино, произнес со всевозможной небрежностью:
— А сейчас я, пожалуй, спою.
Кирилл изменился в лице. Непреклонно помолчав, он произнес:
— Боюсь, что я не готов. Надо было предупредить. Извини.
Он твердо распрощался.
Понятно, что Кирилл отверг пенье из эстетства. Но как понять именинника Лучинкина? Розовощекий начальник сбыта сник, как несвежая фиалка, когда директор предложил спеть, и буркнул “обойдусь”. При этом по лицу его, как молния, проскочила паника, а ведь он из десантников.
Субботнее утро, серенькое и невзрачное, началось в аэропорту. Если бы кто-то подсматривал за их встречей, все выглядело бы мило. Цветущая женщина, почтительный мужчина. Несоответствие певца позабавило. Оле удалось втянуть его в игру, и, подыгрывая, он чуть не привез ее в свою квартиру. Бывшую жену в новую квартиру, перепутав времена. Но чем веселей она щебетала, тем больше он грустил о прошлом. Едва избавившись от опасений, он печалился об утихнувших бурях, как лермонтовский парус.