главное политическое событие России 2005 года…”
См. также:Андрей Окара,“Женщины украинских революций. Юлия Тимошенко, Мария Бурмака, Маруся Чугай и традиции славянского ведовства” — “Космополис”, 2005, № 2 (12).
Ощущение абсурда бытия. Интервью с Олегом Павловым. Вопросы задал Александр Васильев. — “Топос”, 2005, 5 октября.
ГоворитОлег Павлов:“Свободный труд — вот что самое важное. Сравни — „cвобода слова”. Другое совсем. Можно быть бездельником и прочее. А кто даст гарантии, что свободная печать не станет лгать обществу в интересах своих хозяев? Что она не станет рупором для аморальных людей и они-то получат свободу? Так и получилось. Нравственный человек тот, кто сам в поте лица трудится и не пользуется при этом чужим трудом, то есть не присваивает его себе. А права человека, свобода слова — это новейшие утопии. Как и всякие утопии, поведут в никуда через кровь”.
См. также:Олег Павлов,“Призрак пионера-героя. Рассказы из новой книги „В безбожных переулках”” — “НГ Ex libris”, 2005, № 36, 29 сентября.
Юрий Павлов. Владимир Лакшин: знакомый и неожиданный… — “День литературы”, 2005, № 10, октябрь.
“И вполне возможно, что именно это проснувшееся чувство любви к русской природе, помноженное на страшные реалии либеральной современности, незадолго до смерти проросло во взглядах Владимира Лакшина неожиданными всходами. <…> 17 марта этого [1971] года он записал в дневнике: „Пропала, рассеяна, почти не существует русская интеллигенция — честная, совестливая, талантливая, которая принесла славу России прошлого века. Нынешняя наша интеллигенция по преимуществу еврейская. Среди нее много отличных, даровитых людей, но в существование и образ мыслей интеллигенции незаметно внесен и стал уже неизбежным элементом дух торгашества, уклончивости, покладистости, хитроумного извлечения выгод, веками гонений воспитанный в еврейской нации. Очень больной вопрос, очень опасный, но не могу не записать того, о чем часто приходится думать в связи с житейской практикой”. Опуская спор об „исторической” интеллигенции, отмечу то, что звучит неожиданно в устах В. Лакшина и в чем он, несомненно, прав. Идея о сущностных изменениях, привнесенных евреями в образ мысли и облик русской интеллигенции, сродни многочисленным высказываниям Василия Розанова. Понимаю, что такое утверждение покоробило бы и оскорбило бы Владимира Яковлевича, находившегося в плену „левых” стереотипов в восприятии Розанова, якобы „антисемита”. Показательно, что еврейский вопрос В. Лакшин определяет как „очень больной, очень опасный”. И невольно, а может быть, вольно (ведь сам он говорит о частых раздумьях на эту тему, которые, правда, в дневниках не запечатлены) Владимир Яковлевич приведенным высказыванием впервые дает повод зачислить его в разряд „антисемитов”, то есть беспристрастных и смелых мыслителей”.