Новый мир, 2007 № 05 (Журнал «Новый мир») - страница 209

Самое интересное, что “Испуг” можно прочитать и так — именно как дешевую, хотя и со специфическим душком, эротику. Причем скучноватую. Почти каждая главка романа (впрочем, о жанре этого текста мы еще поговорим) в сюжетном смысле строится однотипно: Петр Петрович Алабин, глубокий пенсионер, проживающий в подмосковном дачном поселке, каждую лунную ночь (это важно — чтобы непременно луна была) выходит “на охоту”. Волнуют его молодые женщины, которые спят за окнами соседних дач. Вычислив добычу, старик проникает в дом (никакие замки для него не преграда, он умеет делать отмычки хоть из подвернувшейся скрепки, хоть из карандаша) и пытается спящей женщиной овладеть. Не изнасиловать, нет! Старик уже не так силен, да и сентиментален, чтобы заниматься откровенной уголовщиной. Он долго сидит на краю постели, любуется спящей женщиной, потом ложится рядом, а там — как уж получится. Иногда получается. Некоторые женщины спят крепко и во сне принимают Петра Петровича то за мужа, то за любовника. Старик получает свой кайф и уходит — иногда неузнанный и без проблем, иногда с проблемами (попадает-таки однажды в психушку) и даже с мордобоем (это когда не вовремя возвращается муж его нимфы).

Словом, сюжет для небольшого, забавного и скорее всего пародийного рассказика. Мало ли, дескать, чего на свете не бывает. Вот вам смешной случай… Но когда эта сюжетная схема с небольшими вариациями (констант больше, чем вариаций) с маниакальным упорством прокручивается в каждой главке, невозможно не задаться вопросом: зачем? Зачем Маканину это бесконечное кружение на одном и том же месте? Любителям дешевых пряностей (для которых смастерили завлекательную обложку) такая проза наскучит быстро, а настоящие поклонники Маканина (мне пришлось уже выслушать несколько устных рецензий одного примерно пафоса) остаются в тягостном недоумении: что это? зачем это? что он хочет сказать?

Но, может быть, все эти курьезные пустячки описаны каким-нибудь необыкновенно изощренным, мастерским языком, который сам по себе имеет эстетическую ценность? Мы ведь знаем, что Маканин это умеет! Да ничего подобного — язык этого опуса намеренно упрощенный, сниженный, иногда чуть ли не назывными предложениями пишет автор. Слишком много — и нарочито много — примитивно-физиологического в языке (хер-нахер-захер-бабец, далее везде). И это не “высокая простота”, это что-то другое.

Словом, недоумение — первая реакция на новые тексты Маканина, потом — раздражение. Непонятное вообще раздражает: ну как же, мы еще не так давно продрались сквозь густые дебри, хвощи и папоротники “Андеграунда” и вроде бы даже поняли, о чем был тот роман, а тут даже не над чем потрудиться головой. Неужели всерьез задуматься о смысловой нагрузке лейтмотива всего этого странного текста?