6 июня (советская дата рождения Пушкина) 2003 года (только что прошло трехсотлетие Петербурга, прозванное в народе зоолетием), которое я, рожденный в день его основания, гордо проигнорировал... (Я почему так подробно останавливаюсь на дате? Потому что именно о ней и пишу.) Так вот, ровно 6 июня 2003 года я приземляюсь на территории Калининградского анклава (б. Вост. Пруссия), меня доставляют в городок, приблизительно Советск (б. Тильзит), и я стою среди отцов города на торжественной церемонии открытия памятникапроизведению. (Это мне не противоречит: у меня у самого есть подобный проект, но осуществиться ему (е. б. ж.) лишь через семь лет. Мне 66, плохой возраст, будет 73, это ничего.)
Памятник, который мы открываем, выглядит вот как: натуральный моренный камень, лежащий прямо на земле (не то глыба-недоросток, не то булыжник-переросток), на глыбе раскрытая бронзовая книга, на ней, бронзовое же, перо. Все это запатинировано (интересно, как быстро эту бронзу скоммуниздят, думаю я, наблюдая и соблюдая церемонию).
Я в почетной паре с Гюнтером Грассом, свежим нобелем, прибывшим специально на открытие, но это меня не подавляет: я только что проскочил рак, награда не меньшая.
Однако кто такой Гюнтер, отцы города знают, а кто такой я — не совсем. Ко мне склоняется молодой прихвостень по культуре с уже отпечатанным на принтере протоколом в руках: в смысле какая у меня должность, как объявить. Я читаю у него через плечо:ОлегБитов. Сколько можно! Сколько будет доставать меня эта история с бегством брата, которую знает каждый бывший комсомолец и чекист! Грасс знает именно Андрея, а не Олега. На моих глазах чиновник тщательно вычеркивает имя Олег и надписывает над нимАндрей.Я сообщаю ему самое знатное свое звание: академик и президент. Мы выступаем.
Мы говорим, и я понимаю, в чем дело. Напротив камушка милое деревянное строение, бывшая гостиница, в которой Томас Манн, приехав сюда отдохнуть с семьей, написал (вот воркаголик!) повесть “Марио и волшебник”, предвосхитившую зарождение фашизма. А также понимаю я и геополитический аспект: домик Томаса Манна расположен в литовской части Куршской косы... а у нас что, своего Томаса Манна, что ли, не было! Закрепление анклава.
Я свое сказал, с треском-блеском, потому что не знал, про что (надо бы повесть по возвращении прочесть), никто и не понял. Хотелось скорее выпить и закусить, но я достался прессе (им было не пробиться к Гюнтеру) и сокровенным моим читателям, робевшим перед лауреатом, но не передо мною. И пока я вещал, ожидая фуршета, один даже откололся от свиты Гюнтера (как я думал, его переводчик) и подсел на лавочку ко мне, особенно ласково и преданно прильнув, вроде как мы друг друга давно знаем.