— Приближайся к этому судну.
Паника затопила пилота. Фрегат был цвета засохшей крови, красный шрам в небесах, и даже издалека он мог видеть облака обломков, которые остались от слишком близко подошедшего к нему корабля.
— Корабль блокады, — слова в спешке слетели с его губ, — они уничтожат нас, даже если на борту нет инфицированных.
— Тут нет заразы, — ответил пилигрим, усталость сквозила в его голосе, — делай, что я сказал.
Вонороф взглянул в иллюминатор и встретился глазами с этим человеком. В его глотке мгновенно замерли все аргументы, и он понял, что его голова деревянно кивает. Воля пилигрима легко была подавлена, и он быстрыми движениями развернул транспорт, выводя его на прямой курс пересечения с фрегатом. На каком-то уровне, маленькая часть разума Вонорофа взбунтовалась от такого внезапного принуждения, но это был слабый и тонкий голосок, который протестовал против доминирующего присутствия в его сознании.
ОН вытер блеск пота с лысины и облизнул пересохшие губы. Выйдя из кабины, он обнаружил свою компаньонку у входа, та смотрела на него спокойным, пристальным взглядом. Он увидел в нем осуждение, намек на это был столь тонким, что его мог заметить только тот, кто достаточно хорошо ее знал. Он проигнорировал вспышку раздражения, которая возникла внутри, и закрыл люк, оставив Вонорофа выполнять его приказы.
— Ты подвергаешь нас риску, — сказала она ему, — астартес наверняка уничтожат шаттл.
Женщина кивком указала в направлении фрегата.
— Ты видел цвет обшивки. Кровавые ангелы. Им неизвестно милосердие.
— К счастью для меня, я не ищу его.
Она покачала головой.
— Мы должны попытаться тайно приблизиться к внешней лунной колонии и затем…
Он поднял руку, заставив ее замолчать.
— Марайн, я знаю, что я делаю. Доверься мне.
Ее глаза сузились, и не озвученный заряд эмоций пробежался между ними. Вопрос доверия был свежей раной, широко зиявшей между ними. После длинной паузы, он прошел мимо, еще одна трещина в доверии.
Марайн наблюдала, как мужчина прокладывал себе путь сквозь массу наспех уложенных пожитков, роясь в глубинах шкафчика с оборудованием.
— Ты так уверен в себе Рамиус.
Она взглянула на него другими глазами, забавно, что он оказывал на нее такое воздействия, не раз и не два, а снова и снова. Первый раз, когда Марайн смотрела на него, она боялась Рамиуса, хотя ее учителя запрещали выказывать даже малейший намек на это. Человек, которого она боялась тогда, отличался от человека, которого она была научена уважать; в свою очередь, тот человек отличался от того Рамиуса, с которым она спала, и который показывал свою любовь; и вновь, он был не тем мужчиной, которого она видела сейчас, пьющий воду из бутылки, нажимающий на свое лицо так, будто кожа на нем была плохо висящей маской.