Что же делать? Подкинуть им современный менеджент? Как завоевывать друзей бизнес-пьянками, произносить демагогические речи, как перестать беспокоится и начать всем компостировать мозги? На разложение целого слоя нужно много времени… Пора идти.
Виктор осторожно выглянул за дверь комнаты. Свет в коридоре и на лестнице не горел — экономия. Ладно, как шли, мы помним…
Он начал осторожно спускаться вниз по деревянной лестнице. По счастью, она не скрипела. Странно, деревянные лестницы всегда скрипят в старых домах. На первом этаже дома тоже стояла мертвая тишина и восходящий апельсин луны просвечивал в окно сквозь листву сада. Дверь оказалась закрытой только на легкую задвижку.
Очутившись на крыльце, Виктор на мгновение остановился. Свежий воздух ночи пахнул в лицо. Звенели то ли цикады, то ли сверчки, пространство расчерчивали мигающие светодиоды светлячков. Мотоцикла у крыльца не было видно; на деревянных воротах сарая, видневшегося метрах в двадцати, сколоченных по диагонали из шпунтованных досок, висел здоровый замок.
— Вам что-то угодно, сэр?
Подле Виктора выросла тень с дробовиком в руке.
— Stars, — неторопливо ответил Виктор, — the beautiful stars are sparking in a darkness.
— Yassir, — ответила тень.
— And if we'll got a spyglass, — продолжал Виктор монологом лектора из «Карнавальной ночи», — we'll can see one star, two stars, three stars… but five stars are the best, of course.
— Yassir.
Виктор пожелал тени «Good night!» и вернулся в свою комнату.
«Дохлый номер. Отметят, что русский после визита дамы выпил и пошел на двор считать звезды. Да, на шашлыки придется ехать.»
В этот вечер сон почему-то долго не шел. Удивительное дело — в другой реальности Виктор практически всегда спал спокойно и безмятежно, а здесь в старом доме, им почему-то начала овладевать подспудная тревога, а затем появились угрызения совести. Сначала за то, что он подтрунивал над безграмотным афроамериканским телемастером, потом — за то, что во второй реальности, находясь под действием препарата, введенного ему для пробуждения и очутившись в безвыходной ситуации, он предложил группе прикрытия угнать самолет с пассажирами.
«Видимо, это проявление христианской идеи», подумал Виктор, «она часто встречается в нашей литературе. Сделает человек какую-то гадость, а потом его тележит, и через это духовно возрождается, обретая высший смысл бытия. Вот у Льва Толстого один мажор чувиху соблазнил, а потом, когда она в проститутки пошла, помог ей срок впаять. А чувиха видно, ничего была, и мажора торкнуло, так что он все бросил и на зону за ней подался. И на зоне такого насмотрелся, что евангелие читать начал. То есть, возродился. А у Достоевского еще был такой лузер, типа аспирант-экстремист, он взял и замочил хозяйку ломбарда, да еще с нанятой служащей-инвалидом. Двоих замочил. И, главное, не из-за бабла, а ради гнилых понтов — дай, думаю, проверю, я типа крутой или чмо позорное? А вышло, что урод. И бабла не получил, и совесть загрызла, и обратно всякие библии читать начал, раскаялся типа. А вообще это глупость. Зачем обязательно какую-то мерзость делать, чтобы возродиться? Ты вот мне покажи человека, который в этом мире прожил и никому не кидал подлянок…»