Мой гарем (Андрески) - страница 72

Пораженный мясник сидит перед ней на кровати и не отводит от нее глаз, в первую очередь от ее персика. Рапунцель прекрасна, как распустившийся цветок, и хотя она совсем худенькая, изгибы ее тела великолепны. Ее никак нельзя назвать ни угловатой, ни иссушенной. У нее сочное тело, влажное, как надкушенный фрукт, а когда он притягивает ее к себе, проводит кончиками пальцев по ее ногам в синих чулках и касается языком дерна меж ее бедер, лижет ее влажный мох и ищет потаенное зернышко, то на вкус она действительно такая же сладкая, как он и представлял.

Она тянет его за собой на постель и садится на него верхом. Волосы Рапунцель завесой окутывают ее тело, мешая ему разглядеть ее прелести. Она запрокидывает голову и представляет, что же будет, если ее страхи обо скованны и она превратится в то, что входит в ее тело Она представляет себе, что наполовину останется Рапунцель, а наполовину превратится в мясника, что они станет крупной, массивной женщиной, никаким не растением, а настоящей бабой. Валькирией. Эта мысль си так нравится, что она сильнее сжимает его бедрами и впивается ногтями в его широкую спину.

— Я понимаю, что ты не хочешь, чтобы родственники приезжали к тебе в гости, — говорю я, проводя по лбу Ксавера.

Его голова лежит у меня на коленях, и мы загораем на террасе, устроившись на большом плетеном диване.

— Она мне не родственница. — Ксавер поворачивается на спину, чтобы глядеть мне в глаза. — Она моя крестная.

— Но когда твоя мама звонила сообщить о приезде Элизы, то сказала, что та очень мила. Как бы то ни было, старой перечницей ее не назовешь.

— Да, это правда. — Ксавер закатывает глаза.

K нам подходит Юни.

— Ты что, боишься, что она станет читать тебе мораль, узнав, как мы живем?

Ксавер качает головой.

— Мама сказала ей, что я живу у ее подруги в коммуналке. Она не знает, кто такая София и чем мы здесь занимаемся, и пусть все так и останется.

Юни пристально смотрит на него.

— Ты, должно быть, шутишь. Почему мы должны делать вид, что у нас тут коммуналка, просто потому, что приезжает какая-то твоя дурацкая крестная?

Паоло с Сереном тоже выходят на террасу. Падди, как всегда в полдень, еще спит, Паоло морщит лоб.

— Не вижу никакого бесчестья в том, что ты мужчина: и гареме Софии, — говорит он, и выражение лица у него при этом мушкетерское.

Я ему подмигиваю. Серен откидывает со лба длинные влажные пряди волос, потуже затягивает полотенце на бедрах и садится на пол.

— Что тебе так неприятно в тете Элизе?

Закрывая глаза, я представляю себе, как мой викинг разговаривает со своими пациентами таким вот спокойным тоном психотерапевта. Но когда он полуголым сидит передо мной на кафельном полу и заплетает косу, то мне трудно думать о его врачебной практике. Ксавер складывает руки на животе и действительно сейчас выглядит как пациент. Я опять провожу рукой по его лбу и небрежно кладу ладонь на ширинку его джинсов. Я знаю, что ему нравится, когда я ласкаю его при всех.