* * *
Мари Трубецкая пребывала в грусти и печали. Барятинский даже не смотрел в ее сторону, с успехом флиртуя с обеими великими княжнами – Олли и Мэри. Ну, Олли была еще девчонка, ее Мари ничуть не опасалась, хотя то, что она влюблена в Барятинского, видно так же ясно, как солнце в безоблачный день. А вот Мэри…
У Мари Трубецкой был особый нюх на порок. Как говорят в Поволжье, рыбак рыбака далеко в плесе видит. Вот так же было и с ней… Приобретя плотское «образование», она стала невероятно чувствительна ко всякому греху и чуяла, что та давно забытая история с простонародным нарядом, который ужас как спешно понадобился Мэри для какого-то маскарада, а потом был засунут в ее, Мари, платяной шкаф, окончилась очень интересно. Во-первых, Мэри уходила в розовой кофте, а в шкафу лежала голубая. Во-вторых, юбка была хоть и синяя, но чуть иначе сшитая, без оборок по подолу. В-третьих, на этой юбке были заметны какие-то темные пятнышки… россыпь капелек, которые до ужаса напомнили Мари те самые капельки, которые остались в ее постели после достопамятного визита к мадемуазель Трубецкой цесаревича.
Если дать волю некоторому воображению, выходило, что Мэри втихомолку где-то с кем-то согрешила, переодевшись в одежду простолюдинки.
Однако даже с помощью своего разнузданного воображения – а воображение у Мари Трубецкой было именно таковым! – она не могла представить, что великая княжна отправилась вон из дворца на поиски любовных приключений. Конечно, это случилось во дворце. И, конечно, с Барятинским.
Мари не могла взять в толк, зачем Мэри понадобилось устраивать маскарад с юбками-кофтами ради такого нехитрого дела, как скороспелый грех. Но она обычно бросала думать о том, что не поддавалось ее разуму, – вот теперь бросила строить догадки и об этом.
Не ее это дело! Ее дело – о себе позаботиться.
А заботиться было о чем, поводов для волнений вдруг возникло хоть отбавляй.
Первое дело – конечно, Барятинский.
Но ведь и цесаревич, которого она полагала надежно пришитым к своей юбке, начал смотреть на сторону!
В свите великой княжны Мэри появилась новая фрейлина – Ольга Калиновская. Она была дочерью Иосифа Калиновского, сторонника русского владычества в Польше. Николай и прежде-то оказывал благодеяния Калиновскому, а после его смерти простер свое покровительство и на младшую дочь его (старшая уже успела побывать замужем за родовитым шляхтичем Иринеем Огиньским и недавно умерла в родах). Николай Павлович всегда был щедр к своим друзьям и их семьям. Ириней Огиньский пользовался теперь государевым покровительством, ну а Ольгу привезли в Петербург и зачислили в штат фрейлин великой княжны Мэри.