Уже сейчас, менее суток спустя после запуска, Богдан понял, насколько правильным было решение не дожидаться окончательного варианта "Спутника-1" с полным комплектом исследовательской аппаратуры. Ведь тогда бы проект пришлось отложить минимум до лета, а, вполне возможно, что и до осени. А если что-нибудь пошло не так, то вполне возможно, что пуск состоялся бы вообще через год. И тогда, поднапрягшись, американцы вскоре после этого могли оказаться в состоянии запустить свое "изделие". Победа вышла бы смазанной, по очкам.
Генеральный секретарь любил победы нокаутом.
Мгновения прошлого. Белоруссия, август 1941-го года.
– Драгомиров!
Небритый пилот с красными от недосыпа глазами, жующий макароны, поднял взгляд на командира.
– Да, товарищ полковник.
– Сейчас все, что у нас есть, пойдет на штурмовку немецких колонн. Рокоссовскому нужна помощь.
– Когда вылетаем?
– Как только, так сразу. То есть сейчас. Имей в виду – на прикрытии пойдешь. В "каруселях" ты у нас самый опытный. Так что на тебя одна надежда.
– Сколько еще в прикрытии?
– Ты, Егоров и тройка Ванина, – комполка развел руками. – Остальные наши пойдут с нагрузкой, вместе с "Илами". Я уже говорил – там пацаны сплошные. Их сам поведу. Но без тебя – легкая пожива для фашистов. А прикрыть надо хоть кровь из носу!
– Прикроем, товарищ полковник. Прикроем. Справимся. Только Степана попрошу пушку проверить. Задержки идут.
Богдан вылез из-за стола и направился к ставшему родным И-17. Кивнул механику, немолодому мужику из села под Киевом. Сказал про пушку. Залез в кабину. Расслабился. Затем достал последнее письмо от матери…
Глаза привычно выхватили страшную строчку: "Таня погибла". Где-то внутри шевельнулась ярость. К письму добавилась извлеченная из нагрудного кармана фотография. Гнев разгорелся сильнее.
– Вы все умрете, ублюдки. Все сдохнете. Разорву, уничтожу, убью, растопчу, – губы шептали ставшие страшной мантрой слова, пока руки выполняли привычные действия. Где-то внутри полыхал пожар – и скоро он должен был кого-то обжечь. И урчание набирающего обороты двигателя буквально кричало о том, что сегодня кому-то не поздоровится.
* * *
Толпа на площади взволнованно зашевелилась, увидев на трибуне своего молодого лидера. Зашевелилась, загомонила – и замерла, практически мгновенно повиновавшись простому жесту бывшего пилота.
Драгомиров окинул собравшихся людей долгим внимательным взглядом. Посмотрел на безоблачное, синее небо, где в вышине величественно проплывала какая-то птица. Посмотрел на листок с речью. Покачал головой и, свернув, убрал в карман. Затем закрыл глаза, глубоко вздохнул и, наклонившись к микрофонам, выдохнул только одно слово: