— Подозрительность и неприязнь государыни к обеим немецким династиям подобна болезни, — комментировал предостережения королевы подканцлер Томицкий.
И все же на сей раз король колебался, не поддержать ли требования супруги. Колебался, хотя свято верил, что оба брата никогда не станут угрожать лежащей меж их землями Королевской Пруссии…
Между тем тридцать пятый год ознаменовал конец влияния прежних советников Сигизмунда: после возвращения из Вильны умер расположенный к Альбрехту Томицкий, а немного ранее — канцлер Шидловецкий.
Впрочем, их обоих сменил подканцлер Ян Хоеньский, сторонник Гогенцоллернов и главный устроитель брака Ядвиги с Иоахимом Бранденбургским. Бона, стремясь к укреплению собственного лагеря в Кракове, перестала, во всяком случае с виду, интересоваться судьбой падчерицы.
Надлежало приготовиться к отъезду из Вильны, ибо на конец того же года король назначил свадебные торжества.
Отправляясь с Алифио на последний, уже короткий осмотр своих литовских владений, Бона спросила его, считает ли он пребывание в Литве удачным. Он ответил, что это была целая полоса ее триумфов и успехов в хозяйствовании.
— Вы, ваше величество, даже у Чарторыйских сумели отторгнуть угодья, которыми они завладели после смерти последнего пинского князя. Князь Федор Ярославич, должно быть, не думал никогда, что его землями будет владеть принцесса Бари. Не счесть и иных королевских земель, выкупленных или отнятых у незаконных владельцев. Пустоши на прусской границе возделываются. А сколько построено селений и замков, взять хотя бы этот в Мейшаголе, самый прекрасный. Подсчитал ли Паппакода, какой доход приносят теперь все эти угодья?
— Да. Огромный. Ежегодно в Литве мы имеем тридцать шесть тысяч злотых. Из Бари и Россано — двадцать тысяч дукатов. А в Короне… Когда вернемся, я займусь и теми владениями. Сдается мне, что получим, пожалуй, тысяч на двадцать больше, нежели в литовских землях.
— Это очень много, — пробормотал канцлер, — быть может, даже слишком? У нас будет больше противников и завистников.
— О боже! — воскликнула она. — Пусть делают то же, что и я: присматривают за другими, считают, ведут разумное хозяйство. Такого я никогда и никому в этой стране не запрещала.
До отъезда королева решила отобрать лошадей, обещанных Ядвиге давным-давно, еще в вавельских садах. Она стояла в окружении всего двора, рядом с Алифио и Анной, на разостланном прямо на траве ковре, а конюхи прогоняли перед нею лучших рысаков. Она окидывала их опытным оком любительницы и знатока.
— Эта кобыла очень благородных статей, отведите ее в сторону. И этот жеребец достоин конюшни курфюрста. Постойте! Проведите его еще раз. Великолепен…