Королева Бона. Дракон в гербе (Аудерская) - страница 335

В тот день, когда корабль приплыл в Бари, весь порт был украшен гирляндами зелени, цветами и флагами. Бона долго не могла оторвать взгляда от милой сердцу дуги рыбачьего залива, которую воспел в своих песнях Гораций, от льва Святого Марка. Этот лев напоминал жителям Бари, что более пятисот лет тому назад сарацины угрожали городу, но венецианцы поспешили на помощь, прибыли морем, и враг в панике бежал. Дож Лоренцо Приули… Перед его дворцом стоит точно такой же лев, она хорошо его запомнила. Принимали ее в Венеции, согласно давней традиции, как герцогиню дружественного, спасенного в те далекие века государства. А сейчас Филипп Второй, король Испании, рассчитывает на такую же помощь Венеции в борьбе против папы. Ох, как не просто решить, чью принять сторону: поддержать Венецию в знак благодарности за спасение Бари или же папу, тогда можно добиться его согласия на развод Августа с австриячкой?

Все это пронеслось в голове Боны, пока корабль подходил к берегу. Вот она ступила на родную землю и с улыбкой глядит на приветствующую ее толпу, целует ладанку с прахом святого Николая, любезно протянутую епископом Бари. Боже, епископ в торжественном одеянии хорошо ей знаком, это духовник ее матери, принцессы Изабеллы.

— Монсеньор Битонто Муссо? — спросила Бона с надеждой в голосе, а когда священник утвердительно склонил голову, воскликнула: — Санта Мадонна! Как высоко поднялся молодой викарий, благословивший меня в далекий путь много-много лет тому назад в нашей дворцовой часовне!

Он ответил с улыбкой:

— Наш всемилостивый бог предначертал взойти на еще более высокую вершину принцессе Боне, герцогине Бари…

— Принцессе? — недовольно насупив брови, повторила Бона. — Нет! Я стала государыней великой северной державы титулуют меня…

Вслед за епископом почтительно склонили головы знатные синьоры и духовные лица.

— О, ваше величество, простите меня, — прошептал Муссо, — и позвольте представить вам вашего давнего знакомого, приближенного умершей принцессы Изабеллы, синьора Антонио Виллани, вот уже тридцать восемь лет он бургграф Бари и Россано.

Виллани, в свои шестьдесят с лишним лет выглядевший весьма моложаво, сделал шаг вперед и протянул на серебряном подносе два позолоченных ключа.

— Умирая, ваша мать, принцесса, поручила мне хранить замок в Бари и передать вашему королевскому величеству все богатство рода Сфорца.

— Благодарю вас, благодарю! В моей памяти вы всегда были верным слугою моей матери. — Взяв ключи, Бона передала их стоящему рядом Паппакоде. — Скажите, а кто еще из приветствующих помнит меня? — спросила она, вглядываясь в совершенно ей незнакомые лица.